разноцветными пятнами. В комнате пахло масляными красками и олифой. Пол – тоже заляпан. У стен на подрамниках стояли картины, многие – в красных тонах. Эми говорила, что, на свою беду, глубоко увязла в Барнетте Ньюмане[2] и мучительно проходит «ньюмановский» этап творчества. Вместо полос она теперь изображала круги. Еще немного, и мне придется называть ее Бернадетт Ньюман. Муки творчества скрашивал голос Джека Джонсона, доносившийся из колонок музыкального центра.
От моих шагов скрипнули деревянные половицы, и Эми повернулась. Ее темно-карие, почти черные, глаза удивленно распахнулись.
– Джулия, кто тебя так напугал?
Я рухнула в старое кресло. Мои руки были холодными, как ледышки. В глазах стояли слезы. Напряжение последних часов начало спадать. Несколько секунд Эми с тревогой рассматривала меня, затем, оттолкнувшись ногами, подъехала ближе:
– Что у тебя стряслось?
Я беспомощно пожала плечами.
– Попробую угадать. Маллиган выпер тебя коленкой под зад.
Я качнула головой.
– Умерла твоя мать.
Я снова покачала головой, сдерживая рыдания.
– Значит, случилось что-то серьезное! – глубоко вздохнув, заключила Эми.
Наверное, в Эми меня больше всего притягивало ее своеобразное чувство юмора.
– Выкладывай, что стряслось.
– Сначала скажи, какой у меня вид? – уклонилась я от ответа.
– Как у перепуганной курицы.
Некоторое время я переваривала услышанное. Эми терпеливо ждала.
Трудно было высказать вслух мысль, уже час не дававшую мне покоя.
– По-моему, я схожу с ума.
Эми смерила меня задумчивым взглядом:
– И с чего ты решила?
– Кажется, меня кто-то преследует.
– Сталкер-незнакомец? А он симпатичный?
– Все гораздо хуже. Я слышу голоса.
Признание заставило меня сжаться. Было неловко рассказывать о случившемся даже Эми.
– И давно? – спокойным голосом спросила подруга.
Удивления на лице больше не было.
– С утра. – Я рассказала обо всем, что произошло на работе и дома.
Эми сидела неподвижно, внимательно слушая. Иногда кивала, будто такие вещи были ей знакомы. Когда я закончила, она встала, отложила кисть и начала расхаживать между картинами – признак напряженных раздумий.
– Это у тебя впервые? – остановившись, спросила подруга.
– Да.
– Она тебе угрожала?
– Нет. С чего бы?
– Оскорбляла?
– Это как?
– Например, обзывала тебя никчемной шлюхой? Или дерьмовым юристом? Или говорила, что очень скоро все поймут, какая
