меня так били в последний раз.
– На войне? – уточнил Рони.
– Не только. А что это у тебя в мешке выпирает, будто арбалет?
– Это и есть арбалет. Показать?
– Обязательно покажи. Я к кавалерийским машинкам очень большое любопытство имею. Вот пехотные не люблю – большие, грубые, а кавалерийские – другое дело.
Рони достал оружие и подал гному, который при виде такой редкой модели пришел в восторг.
– Два лука, да еще стоячие!
– Мачтовые, – поправил гнома Бурраш.
– Ну да! Я и говорю! Это ж какая работа тонкая, а? – продолжал восторгаться Ламтак, поглаживая оружие, проверяя натяжение тетивы и годность спусковой планки. – А это что?
Он вынул из закладки один из граненых болтов и снова восхищенно зашипел и зачмокал, как будто его угостили какой-то сладостью.
– Это же змеиное жало, честное слово! От такого болта никакая кольчуга не спасет, а, Бурраш?
– Да, коварная машинка, – подтвердил тот.
– А вы это заметили? – спросил Ламтак, нюхая кончик болта.
– И что там? – спросил Рони.
– Красный яд. Его из муравьев вытягивают и мажут наконечник. Насмерть он не отравит, но жжет так, будто железо каленое приложили.
– Я о таком раньше даже не слыхивал, – признался Рони.
– Ты не слыхивал, а меня раз в арьергарде так веником отделали, что потом чуть шкура с рук целиком не сошла, – сказал Бурраш.
– Веником? – не понял Рони.
– Веник, – начал объяснять Ламтак, – это держак, как у полуторного копья, а на конце связка веревок или кожаных полосок с навязанным на них железом. Такой штукой пехота по построениям хлещет, чтобы противник строй потерял. Это, я вам скажу, та еще забава. – С этими словами Ламтак вернул Рони арбалет и спросил: – А где ты такую машинку добыл? Неужели с Мартином сложились? Она больших денег стоит.
– Это мне тетенька одна дала, – сказал Рони, посмеиваясь.
– Вот такие тетеньки у вас, у людей. У гномов тетеньки к таким вещам и близко не подбираются.
– А что за тетенька? – поинтересовался Бурраш.
– Кухарка наша, – нехотя ответил за Рони Мартин, понимая, что этим ответом вызывает еще больше вопросов.
33
Уже смеркалось, когда они наконец пришли в деревню, где все население по сельскому обычаю ложилось спать рано.
В амбары запирали кошек, чтобы сторожили ночью зерно, в хлевах доили коров, только что пригнанных с лугов. Крестьяне устало переговаривались, покрикивали на лающих собак, но все шло к скорому ужину и здоровому сну до раннего утра.
Вся эта неторопливая и сонная атмосфера так подействовала на путников, что они и сами были готовы упасть и уснуть, пусть даже и голодными, однако в стоящем на отшибе постоялом дворе уже горели в окнах светильники, а значит, были готовы и стол, и чистая постель, в чем путники очень нуждались.
– А еще
