никогда не бежал, не догонял поезд. Но ведь Поло-то не работает на господина Фаркаса, и если я плачу студенту Политехнической школы (я точно сказала – Политехнической!) два раза в неделю, чтобы он повторял с ним уроки, так это ради того, чтобы сын мог выбрать себе другую жизнь, не такую, как моя. Так что я рванула как сумасшедшая со своей сумкой, которая свирепо отбивала такт по моей лопатке, скатилась по лестнице, перескакивая через ступеньки, и, когда уже зазвенел звонок, ворвалась головой вперед в вагон в тот самый миг, когда закрывались двери.
– Это ведь не последний, – заметила дама, сидевшая на первом откидном сиденье.
– Знаю, – отозвалась я.
– Опасно все-таки…
– Не хочу потерять работу.
– Понимаю, – заключила она, глядя в пустоту.
Я присмотрелась к своей соседке внимательнее. Что-то меня в ней тронуло. Я постаралась отогнать это ощущение, но нет, невозможно. И вдруг поняла: эта дама похожа на меня. Я повернула голову, оглядела людей вокруг: мы все были похожи друг на друга. У нас, наверное, были разные лица, разный пол, цвет кожи или волос, но у большинства был тот же затравленный вид, та же манера сутулить плечи и распускать живот: мы принадлежали к одной породе, изнуренной одними и теми же битвами.
Пока поезд колыхался на ходу, я считала станции, чтобы прикинуть время. Шесть остановок, потом пять минут пешком или две бегом. Ты успеешь, Марилу. Они их получат, свои драгоценные документы, настолько драгоценные, что тебе понадобилось проехать полгорода, чтобы их скопировать в «надежном» месте, по утверждению господина Фаркаса. Несколько лишних километров на моем личном счетчике. Капля воды по сравнению с остальным, полтора часа туда, полтора обратно, каждый день между автобусом, метро и скоростной линией. И речи быть не может, чтобы оставить тебе это в наследство, мой Поло. У тебя будут средства на жизнь, я тебе обещаю.
Его голос в моем сердце, его хрипловатый голос – сломался раньше времени. Мой мальчик. Он сказал:
– Сама видишь, мама, скоро все кончится, будет уже слишком поздно для нежностей.
– Кончится, Поло?
– Ну, я же совсем вырасту.
Он жалуется на мое вечное отсутствие. Он предпочел бы, чтобы я сидела дома на пособии, говорит, что это все же лучше, чем минимальная зарплата и каторга. Такие слова в его словаре, уже в двенадцать-то лет – это нормально?
– А за твои частные уроки с репетитором как мне платить?
– Они мне не нужны, у меня способности к математике, так сама математичка говорит.
Хуже всего, что Поло прав. Он на удивление хорошо считает. Можно подумать, будто этот мальчуган родился с калькулятором в голове. И вот с высоты своих метра тридцати девяти он втолковывает мне, что занятия со студентом-политехником на самом деле больше всего нужны мне самой. По-своему, конечно: он умеет быть дипломатичным.
– Мне
