в Германию, она выступала в Дрездене, Берлине, Гамбурге и др. Тургенев сопровождать певицу не имел возможности из экономических соображений, попросту не было у него денег на эту поездку. Он переехал из Куртавнеля в Париж.
Каждую неделю он писал длинные письма Виардо, где подробно рассказывал обо всем, что могло ее заинтересовать: описывал свое посещение парижской оперы, причем почем зря ругал певиц, считая, что ни одна из них не может сравниться с Виардо, ругал и современную музыку, предпочитая ей итальянскую классику – те оперы («Севильский цирюльник», «Норма»), в которых с успехом выступала Полина Виардо. Вместе с тем он болезненно реагировал на малейшую критику в адрес своего кумира: «Я заранее раздражен против статьи Рельштаба… Я зол на этого прохвоста за то, что он говорит о вас». Рельштаб критиковал исполнение Виардо партии Ифигении, считая, что по роду дарования Полине Виардо ближе роли романтического плана, а не сдержанный характер античной героини.
Все свои письма Виардо Тургенев пишет на французском языке, в этих письмах пока еще не так много вкраплений нежных немецких слов. Еще нет в письмах того коленопреклоненного обращения по-немецки, которое стало обычным позднее – «добрая и любезная госпожа Виардо», письма начинаются сразу с текста и заканчиваются не «нежно целую ваши руки», как позже, а «дружески жму вашу руку».
Тургенев упорно работал и рассказывал об этом Виардо: «К сожалению, я принужден заявить, милостивая государыня, что на сей раз не могу сообщить вам решительно ничего интересного. Всю эту неделю я почти не выходил из дома; я работал усиленно; никогда еще мысли не приходили ко мне в таком изобилии; они являлись целыми дюжинами. Мне представлялось, что я бедняга-трактирщик в маленьком городке, которого застигает врасплох целая лавина гостей: он в конце концов теряет голову и уж не знает, куда поместить своих постояльцев… Но ведь недостаточно окончить вещь, надо еще ее переписать (ну и мука-то!) и отправить по назначению… Вот уж будут удивляться издатели моего журнала, получая один за другим объемистые пакеты! Надеюсь, что они будут этим довольны. Я смиренно молю моего ангела-хранителя (говорят, у каждого есть свой ангел) быть и впредь ко мне благосклонным, а сам со своей стороны буду продолжать усердно трудиться. Что за прекрасная вещь – работа».
Была известна необыкновенная аккуратность, даже щепетильность Тургенева во время писательского труда – на его письменном столе всегда был идеальный порядок. Рассказывали, что «раз он ночью вспомнил, что, ложась спать, позабыл на место положить свои ножницы: тотчас же зажег свечу, встал и тогда только вернулся в свою постель, когда все уже на письменном столе его лежало как следует. Иначе он и писать не мог». К тому же известно, что обладал Тургенев одной замечательной способностью – в частых и продолжительных своих перемещениях и переездах «обдумывать нити будущих рассказов, так же точно, как создавать сцены и намечать подробности описаний, не прерывая горячих
