подхватил его пинцетом и отправил в банку.
– Давай я сам. – Он легонько отодвинул Лену. – Больно смотреть.
Она разогнулась и протянула ему салфетку:
– Без неё никак, порвёте перчатку.
Добровольский достал из банки следующий лоскут и вдруг заметил:
– Странная какая ручка у перфоратора. Как будто вентиль на кране водопроводном.
– Так это и есть кран, – усмехнулась медсестра. – Родная ручка уже давно отвалилась. Ему лет десять, не меньше. Нам уже три года его из заявки вычёркивают – вот и выходим из положения как можем.
Добровольский разгладил очередной фрагмент кожи где пальцем, где пинцетом и принялся вращать ручку. Уже со второго оборота уважение Максима к Елене Владимировне выросло приблизительно вдвое и продолжило увеличиваться с каждым движением руки. Усталость в мышцах предплечья накапливалась в геометрической прогрессии. Он следил за тем, как лоскут проходил через ножи, и чувствовал, что после третьего запросто можно словить синдром де Кервена и долго потом маяться воспалением сухожилия первого пальца.
Из коридора тем временем вернулся Балашов.
– Две колонухи ещё сегодня, – с ходу сказал он Варе, имея в виду колоноскопии под наркозом. – Сходишь?
– Больше некому?
– Есть варианты? – развёл руками Балашов. – Оптимизация здравоохранения, если ты не в курсе. Пирогов с Боткиным и не предполагали…
– Пирогов не работал с ФОМСом, – ненадолго прервавшись, разогнулся от перфоратора Добровольский. – И слава богу, наверное. Представляешь, сколько ему штрафов выкатили бы по Крымской войне? За одну только гильотинную ампутацию.
– Это ещё почему? – удивился Балашов.
– Потому что она повторной госпитализации требует. – Максим взялся за последний лоскут. – А это дефект, между прочим.
Виталий слегка приподнял брови, оценивая услышанное. Потом подошёл к подоконнику с разложенными там протоколами и историями болезни, посмотрел на пациента, перевёл взгляд на аппарат, нажал на нём пару кнопок и достал из кармана телефон.
Добровольский закончил перфорацию кожи, взял банку с лоскутами и вернулся к столу. Ирина подготовила ему пинцеты, ножницы и два степлера.
– Так вот, – продолжил он рассказ, как будто и не было в нём паузы. – Сходил я в поход. Для разнообразия.
Он откинул стерильную простыню, обнажив раны на груди и правой руке пациента, расположил поближе банку и достал из неё первый лоскут.
– Народ подобрался по возрасту, молчаливый, – укладывая сеточку на рану, говорил Максим. – Мужики все какие-то небритые, суровые. Дамы с детьми – в меньшинстве. И как специально, инструктором девочка лет двадцати пяти. Может, чуть старше. Худенькая, рюкзак больше неё, но дело знает. В автобус всех посадила, по списку проверила, дала команду.
Добровольский расправил лоскут, взял степлер и чёткими
