заполняя анкету… – вдруг начал подавать признаки жизни его друг. – Я…я…я… – И снова возобновилось бесконтрольное смехобесчинство.
Круг догадок существенно сузился, отчего на душе у Смерти стало только тревожнее. Ему захотелось подойти к Иезекиилю и треснуть его посильнее, чтобы, отлетая подальше, у него было больше времени подумать над своим поведением. Однако каким бы сильным не был соблазн, он так поступать не стал. Вместо этого сам отошел к дальней стене, прислонился к ней спиной и стал дожидаться, пока его друг высмеется, и расскажет, какая муха его укусила.
Глубокий вдох… медленный выдох… вдох… выдох…
Волны смеха, некогда набравшие силу в данном помещении, начали стихать. И вскоре об их былом могуществе напоминали только доносившиеся до ушей Смерти всхлипы. Не переставая глубоко дышать, он открыл глаза. И тут же обхватил себя руками покрепче, поскольку желание втащить главному источнику своего раздражения никуда не делось.
– Собственно, что меня рассмешило… – продолжил рассказывать Иезекииль пусть и с набитым смешинками ртом.
«Т-а-а-а-к!»
– Ты же у нас весь такой прагматичный, так?
«Допустим».
– Поэтому я, шутки ради, указал в анкете национальность, отличительной особенностью которой является то, что они сначала делают, а потом думают.
«И?»
– Подумал, раз тебе так не мила еврейская община, поживи-ка ты среди людей, чье поведение по большей части, в принципе, не поддается твоей излюбленной логике.
«???»
– А поскольку, ты и сам в последнее время только и делал, что полагался на «авось», уверен, тебе там обязательно понравится.
По тому, как сильно его друг светился от самодовольства, (настолько сильно, что, вырубись прямо сейчас во всем здании Службы реинкарнации свет, они бы этого даже не заметили), Смерть окончательно понял, что над ним все это время попросту насмехались. И продолжают насмехаться. Однако бесило его, в первую очередь, все же другое. В полнейшем негодовании он воскликнул:
– Я все равно не понимаю, что здесь такого смешного?!
– А тебе и не надо! – хихикая, отмахнулся Иезекииль. – Скоро сам все увидишь. Но самое смешное, – он ударил себя ладонями по коленям, – что рулят у них там зачастую как раз-таки евреи. Так что не хотел быть с ними – будешь под ними! – После чего его накрыло очередной волной необузданного взрывного смеха.
Не в силах больше это терпеть, Смерть подскочил к нему и отвесил пощечину, не самую сильную, но достаточно крепкую. Отчего Иезекииль аж подпрыгнул:
– Ты чего?! – От его былой веселости не осталось и следа.
– Ничего.
– В смысле, ничего?! Ты меня только что ударил!
– Ах, это? Извини, по-другому было нельзя.
– Что – по-другому было нельзя?! Объясни, я не понимаю! – обиженно потребовал Иезекииль, потирая раскрасневшуюся щеку.
– Просто я не мог продолжать стоять и смотреть на то, как мой лучший друг выпадает в осадок, –
