на нее и слушал, но все паузы заполнял криком. Один почтенный муж (у него уже давно были внуки от дочери и сына) сказал мне, что помнит своих детей примерно с четырехлетнего возраста. Я был потрясен: «Как это он ухитрился?» – «Видишь ли, – разъяснила мне наша общая знакомая, – он помнит их только как собеседников». От нее же фраза в предисловии: «Не вырос классовым врагом».
Может быть, нет уз святее товарищества. Зато я знаю, что нет ни для ребенка, ни для родителей поры мучительнее младенчества. Сдайте-ка в поликлинику анализы. С кровью все обстояло благополучно: ее добыли из пальца (и установили, что гемоглобин ниже нормы). Но моча! Я понимаю: низкий, неделикатный предмет, но что ж поделаешь?
И вот ведь какая глупость: сначала пеленки, а потом ползунки промокали по семь раз в час (смотрите выше о фамильном сходстве), а толку от них для лаборатории никакого не было. Летом, сразу после того, как Женю привезли домой, все опыты провалились. Мы клали ему между ног вату и назавтра обнаруживали ее у него в ухе; собирались выжимать пеленки, но они стояли заскорузлым колом и влаги не давали; натягивали на «чресла» мешочек (как же, натянешь на мягкое!); сажали его по пояс в огромный целлофановый мешок, но он выдрыгивался из него в три секунды, а если не выдрыгивался, то все равно на стенках оседали лишь жалкие капли, а остальное просачивалось неизвестно куда. Но в сентябре я взял аптечную бутылочку, стерилизовал ее и твердой рукой приставил к нужному месту. Я извивался вместе с Женей и вскоре был вознагражден. Бутылочку снесли в регистратуру, но через два дня выяснилось, что результат анализа потерян.
Со всех сторон поступали сообщения о фантастических успехах чужих детей. Никина семимесячная племянница уже сидела в коляске, держала в руке чашку с бульоном и ела его с булкой (ей, правда, после этого дали магазинную сметану и вызвали сильное отравление). Женя к тому времени был в два раза моложе кузины, но его будущее не внушало доверия: ничего полезного он руками делать не умел. Он причинял себе ими немалый вред: царапал в кровь лицо и выдергивал изо рта соску. Трехмесячный сын соседей, Женин ровесник, нагулял семь с лишним килограммов – прямо князь Гвидон. А у женщины, с которой Ника разговорилась в очереди, родился сын, потянувший на четыре килограмма и за первый месяц прибавивший еще один с какими-то граммами. Когда наш сын стал на ножки, сын моего сотрудника ползал, как танк, а когда Женя пошел, кто-то уже побивал в своей категории олимпийские рекорды. «Куда торопитесь?» – спросил нас знаменитый (то есть очень дорогой) педиатр, которого удалось залучить с частным визитом. Мы похвастались, что, отставая в чем-то, кое-кого Женя опережает: смотрите, сколько у него зубов, а у других иногда и одного нет. «Зубы ни о чем не говорят, – возразил он, – это дело наследственное. У кого-то в вашей семье было то же». Он же (светило) через полгода нашел, что ребенок у нас «запущенный». Это у нас-то?!
Та добрая знакомая, которая объяснила мне, как можно помнить детей начиная с четырехлетнего возраста,
