в прочтение этого письма. Минут двадцать Наталка читала внимательно, некоторые места она перечитывала по нескольку раз. Наконец, она закончила его читать и подняла глаза на Георгия.
– А де ти батьку бачив?
– Мы с ним встретились под Лубнами…
– Так це поруч! (так это рядом, – прим. авт.)
– Ну да.
– А на словах вин що передавал?
– Что любит всех. Но он не знал, что жены его нет в живых, – и Георгий запнулся, и замолчал…
Наталка почувствовала, что Георгий ей не всё говорит.
– Що з батькой? Вин поранений шибко?!
Георгий молчал. Он ничего не мог ответить Наталке. У него в горле застрял комок, и всё пересохло внутри. И только тут Наталка поняла, что с отцом её случилось что-то непоправимое. Она присела на лавочку, и взгляд её уставился в рисунок:
– Батька, батька, мий бидний батька, ой горе яке! Невже всё?! Невже я тебя, ридненький, бильше николи не увижу?! – и Наталка не выдержав, разрыдалась.
Георгий встал, подошёл к девочке и прижал её голову к своей груди.
– Успокойся, пожалуйста, – начал тихо и вкрадчиво говорить ей Георгий, он пытался хоть как-то её успокоить, но Наталка не переставала рыдать.
Георгий понял, что сейчас ему обязательно следует всё рассказать про последние минуты жизни Ивана Макаровича, артиллериста, призванного из Григоровки осенью 1941 года и погибшего в каких-то двух шагах от собственного дома.
После рассказа Георгия Наталка как будто окаменела. Она сидела на лавочке не двигаясь почти полчаса, но затем очнулась, одела на голову чёрный платок, и вышла на крыльцо дома. Этим самым она подчеркнула, что у них в семье наступил траур.
Вскоре в дом к Наталке зашёл ефрейтор Степан Лужицин. Он был как всегда рассеянный и не обратил внимание на то, что в доме траур и вывешены чёрные ленточки, а Наталка в своём платье ушла в дальнюю комнату. Этот ефрейтор был в роте и повар, и одновременно интендант. Он принёс с собой продукты, которые разложил горкой на столе:
– Ребята, звиняйте. Совсем закрутился и про вас забыл. Вы же на отшибе. Поди голодные как волки?
– Да нет, Стёпа, – откликнулся Скоробогатов. – Мы тут ещё у санитара одного успели подхарчиться, так что сытые. Но ты всё равно это нам оставь!
– Ну, ла-адно, – усмехнулся Лужицин. – Через четыре часа выступаем. Через два дома у меня в сарае временный склад, Юрик распорядился вам перед выступлением выдать новый пулемёт.
– А не знаешь, куда выступаем? – поинтересовался Михаил у ефрейтора.
– Ну как куда?! На передовую.
– Ну, это понятно, что не в тыл пойдём. А скажи, на какой участок?
– На северный. Там, где фрицы особо на нас напирают.
– А не слышно, когда наши основные силы начнут высаживаться на этом плацдарме?
– Ничего, ребятки, я не знаю. Знаю пока только одно: нам отдан приказ стоять на смерть! Нас здесь сейчас не больше
