одновременно и на русском и на украинском языке.
Клычу было лет тридцать пять и он, в нарушении устава, носил колоритный казацкий чуб, хотя тот же старший лейтенант Ламко ворчал, когда ему попадался на глаза Клыч. Ну а ефрейтор никак не хотел расставаться со своим знаменитым на весь батальон (да что на батальон? на весь их полк!) чубом, и при виде командира прятал его под пилоткой или шапкой-ушанкой, но не давал ни в какую состричь.
– Земля в Поднепровье добрая, и только изредка попадаются каменюки, – философски заметил Клыч.
– Ну, вот нам, значит, и повезло, – процедил в ответ ему сердито Жангали. Он уже изрядно вспотел. Наконец Жангали плюнул на землю и воткнул туда же лопатку. – Всё! Хватит с меня! Я между прочим не какой-то ишак! Мне надоело!
– Копай, копай! – подбодрил земляка Георгий. – Если не сделаешь всё как надо, тебя быстро укокошат.
– Да и пусть! – горячась, махнул рукой Жангали.
– А ты знаешь, сколько фрицев против нас выставлено? Четыре или пять дивизий! И ещё столько же на подходе… А нас – всего то пока полк здесь.
– Но нам бы продержаться день-два, – заметил Армен Шафаров, – а там наши ещё подойдут. Они же нас не собираются бросать? Нас же не должны оставить на этом плацдарме на убой?
– Я думаю нам обязательно должны помочь, – произнёс Михаил Скоробогатов. Он уже заканчивал свою работу.
Георгий её тоже вскоре закончил и стал помогать уставшему и потерявшему выдержку Жангали.
Через полчаса все бойцы окопались, так как надо, и тут появился бывший их комзвода, а теперь комроты. Юрик Шестопалов придирчиво осмотрел, как подготовили свои места бойцы, и похвалил их всех:
– Молодцы, ребята! Первые закончили. Отдыхайте! Может, фрицы на нас не сразу и полезут…
– Э-э-эх, было бы хорошо, – произнёс Клыч, откинувшийся на бруствер и устремивший взгляд в небо.
Юрик прошёл дальше проверять бойцов роты, а Клыч продолжил:
– Я вот ребята, до войны вкалывал на заводе, на очень большом, и скажу честно: работа тяжёлая была, постоянно страшный шум и грохот, в цеху невыносимая жара, нечем дышать, но за то платили достаточно, а в выходные мы всей бригадой ходили либо в пивную, либо на танцы в клуб, и там я как-то увидел одну дивчину… Раньше её никогда не было в клубе. Она мне сразу очень понравилась. Но почему-то она ни с кем не танцевала, и никто её не приглашал. А ещё она всё время жалась к стенке. Я к ней и так, и эдак, и не знаю уже как обратить её внимание на себя, а она всё не смотрит на меня, как будто я для неё какое-то пустое место. А я ребятам из бригады поклялся, что она будет со мной танцевать и что она станет потом моей. Ну, в общем, что я не делал, а она не смотрела на меня, и всё тут! Ну, я тогда сбегал и купил ей семь эскимо, подкатываю к ней опять, протягиваю мороженое и прошу её назваться…
– Ну и что? – устало зевнув, переспросил Шафаров, у которого уже закрывались веки.
