сердца. Вдова утихла, дождавшись, пока Ванькин петушок не выскользнет из нее, и проворно вскочила на пол. Одернула подол и, поправив растрепавшиеся волосы, как бы виновато сказала:
– Мамке не говори. А захочешь еще, так милости прошу в гости. Можешь завтра после обеда ко мне заскочить. Я из тебя мужика сделаю.
Сгорая от стыда, Иван подтянул портки, промокнул ими слипшуюся мошонку и рванул на выход из амбара. Добежав до дома, он успокоился и попытался осмыслить произошедшее. Конечно, матери он ничего не скажет. Она сгоряча может такой хай у мельничихи поднять, что потом придется неделю в лесу отсиживаться, или того хуже, начнет выспрашивать про подробности. Вот если бы отец был, то с ним, пожалуй, можно было бы посоветоваться. Хотя, если разобраться, чем отец мог помочь в такой ситуации. Ну пошел бы укорять вдову, а она и его бы окорячила. Видимо, придется самому решать, как дальше быть. К чести Ивана, он не очень долго раздумывал над дилеммой – стать мужиком или немного погодить. Чувство стыда и возраст мельничихи не оставляли выбора в принятии решения. Этот случай охладил влечение к женскому полу, хотя опыт чувственных наслаждений стойко зафиксировался у Ивана в мозгу. Через несколько дней вдова, встретив Ваньку на улице, ехидно спросила:
– Чего же не заглядываешь, соколик? Скучно жить, поди?
Иван выпрямил спину и гордо молвил:
– Обойдусь без веселья как-нибудь.
– Ну и дурак! – вспылила мельничиха и демонстративно отвернулась.
Где-то по весне в деревне остановился обоз с проезжими купцами, которые везли свой товар на ярмарку. Мельничиха решила поехать с оказией и продать на рынке излишки муки, а заодно закупиться кое-какими безделушками. Снарядила телегу с мукой, погрузилась и уехала, да так и не вернулась. Сказывали люди, что на обоз напали разбойники. Купцов лютой смерти предали, а вдову в полон взяли – видно, приглянулась она им чем-то. Иван сразу догадался, чем мельничиха приглянулась бандитам, но сие в тайне хранил и только грустил иногда, глядя на полную луну в ясные ночи.
Время шло, настала пора обучиться какому-то делу, и Иван вызвался помогать кузнецу Прохору. Кузнец в подмастерьях не нуждался, но имел виды на мамку Авдотью и потому, кряхтя и охая, взял Ваньку в помощники, предупредив его, чтобы руки никуда не совал и по возможности вообще ничего не трогал, только смотрел. Глядел Ваня на спорую работу кузнеца, а у самого руки так и чесались ножик выковать или меч небольшой для самообороны. Да только Прохор к горну его близко не подпускал. Подай, принеси – вот и все обязанности. Иван хоть и дураком числился, но юноша был наблюдательный и сметливый. Вникал в процесс быстро, мелочи всякие подмечал: степень красноты, наклон удара молота, чередование сторон, отжиг и закалку, ничего не упускал из виду. Однажды, когда кузнец занемог, попросил Ваня дать ему хоть какую работу, чтобы себя в деле попробовать. Прохор окинул парня недоверчивым взглядом и, высморкавшись
