возрастал. Если бы Ваньке было лет шесть, то наверняка бросился бы на кузнеца с криком: «Перестань мучить мою мамку» и стал бы колотить по его спине маленькими кулачками, но в свои восемнадцать он кое-что уже в жизни повидал. Поэтому Иван потихоньку прикрыл дверь и вышел из дома.
На следующий день Прохор пришел в кузню вполне себе поздоровевший. Ванька кинул ему на верстак кулек гвоздей и присел у порожка. Кузнец развернул материю и стал разглядывать первую работу подмастерья. По выражению его лица Ваня понял, что гвозди кузнецу понравились. Они ему и самому нравились, но гвоздем в заднице была мысль о вчерашнем событии, которое заставило Ивана по-новому взглянуть на реальность. Выходит, что Прохор втихую охаживает его мать, а делает вид, будто Ванька у него просителем подвизался.
– Ну, как гвозди? – начал разговор Ванька.
– Вижу, что руки у тебя растут из правильного места, не то что голова, – пробурчал Прохор.
– Значит, полоска моя?
– Держи, – кузнец протянул Ваньке ржавую заготовку, – испортишь, больше не дам.
Ножик выковал Иван себе отменный. То ли в роду у него кузнецы были, то ли талант прорезался, но Прохор, повертев в руках Ванькино творение, пощелкал языком и уверенно сказал:
– Кузнец из тебя знатный выйдет, но нос не задирай, учись, пока я жив. Пойдем к точилу, покажу, как ножи затачивают.
Наконец-то сбылась первая Ванькина мечта. Осталось приделать к ножу рукоять и пойти в рощу построгать деревяшки, дабы проверить на остроту и прочность свою самоделку. Рукоятку Иван сделал из толстого грушевого поленца. У груши древесина вязкая и твердая – для рукояти в самый раз. Налюбовавшись своей работой, Ванька отправился в лес.
Белая и пушистая
Гулять в окрестностях деревни было привычно и приятно. Иван часто сидел на опушке, прислонившись к сосне, и думал о будущем. Его мечты были по-детски наивны, но вселяли уверенность в том, что так и будет. Усевшись на привычном бугорке под сосной, Ванька достал нож и стал стругать осиновую ветвь, которую он подобрал по дороге. Сначала обрезал мелкие ветки, а затем приступил к затачиванию толстого конца сука, пытаясь придать ему вид копья. Работа шла споро. Ваня не переставал нахваливать остроту и упругость своего ножа, когда послышался треск орешника и на прогалок выпрыгнуло что-то белое, похожее на пушистого зверя. Буквально следом из кустов показалась оскаленная морда здоровенного волка какой-то редкой бурой окраски. Увидев Ивана, волчара уставился на него сверкающим взором и еще пуще оскалился. Что-то внутри у Ваньки ёкнуло. Показалось, что время остановилось, и только стук в груди и в висках отсчитывал ритм бегущих секунд. Волк метнулся на Ивана, метя клыками в его горло, а малец интуитивно выставил заточенный кол в сторону разинутой пасти. Огромные клыки впились в осиновый кол и раздавили его в щепу, словно соломину, а Ванькина правая рука конвульсивно взлетела к волчьей морде и проткнула ножом звериную шею. Волк рухнул на Ивана, придавив его тяжестью своего
