старший преподаватель Зинчук, и добавлял как бы с удивлением: “Большой оригинал”! И именно Зинчук, с которым они долго и часто беседовали по душам, внушил ему мысль о его, Дукатиса, избранности, а скорее даже, не внушил, а просто открыл на это глаза.
Действительно, Эрнест Дукатис – не вполне обычный человек. Он только внешне похож на других людей, хотя и внешность его нельзя назвать банальной. Но главное – это интеллект. Нынче Дукатис и не думает выпячивать его, выставлять напоказ. А зачем? Имеющий очи – да увидит.
Вот раньше, в те далекие годы, когда он радовался жизни как молодой жеребец, он и в самом деле чудил. Эх, что только он не вытворял в те годы, какие только приключения не начинались у “стеклянной струи” – фонтана в центре Харькова, где Эрнест каждый вечер встречался со своими друзьями! Сказать, что они всегда уважали закон, было бы неправдой, однако во всем, что изобретал Дукатис, присутствовала столь тщательная продуманность, что даже самые опасные приключения оканчивались успешно. Он очень продуманный, Эрнест Дукатис.
– Я очень продуманный, – сказал Дукатис, разглядывая Полину Филатову так, как если бы она была насекомым, в лучшем случае, несмышленым младенцем. Впрочем, Дукатис непроизвольно одаривал таким взглядом всякого своего собеседника. Полина, что несомненно, была так хороша собой, что на лице Дукатиса помимо прочего отражалось и нечто вроде сексуального интереса.
Безотчетно кокетничая со своим любимым режиссером, Полина сидела на стуле очень прямо, отчего грудь ее соблазнительно выпирала вперед. Что удивительно, когда Полина была на сцене, причем, в весьма откровенном виде, у них в спектаклях это сплошь и рядом, Дукатис всех ее прелестей практически не замечал, она являла собою разновидность абстрактного сценического материала, из которого он, Режиссер от Бога, творил свою нетленку. Теперь же, в атмосфере теплого дня на террасе уличного кафе все это выглядело по-другому. И даже пень в весенний день, трогательно подумал о себе Дукатис. Хотя весна-то уже закончилась, лето на дворе, мысленно поправился он с несвойственной по отношению к себе беспощадностью.
– И все-таки, Эрнест Ромуальдович, как вы решились сделать Данилова Макбетом?
Вслед за Полиной Дукатис взглянул на длинную фигуру Сергея Данилова, который пробирался к их столику, неся поднос с мороженным.
– Самообслуживание, – улыбнулся Данилов. – Угощайтесь!
– Я очень продуманный, – повторил Дукатис, возвращаясь к прерванному разговору. – “Макбета” я вынашивал целых четыре года. Когда ты привела Серегу, я понял: все, можно начинать! – говоря это, Дукатис положил на плечо Сергею свою горячую потную ладонь размером с хорошую лопату. Сергей поморщился, что-то невнятно промычал полным ртом, он торопливо поглощал мороженное. – Серега – это, я тебе скажу, большая удача, – доверительно сообщил Дукатис Полине. – Ты только посмотри на него! Самородок! – и оба они уставились на Данилова.
– Я не люблю
