округе маленькие крылатые сборщики меда и где ему всегда выставлялось сладкое угощение. За долгие годы дружбы медведь проникся еще и признанием умелости старшего друга, который мог все: охотиться и рыбачить, добывать мед и приводить в движение по лесным дорогам шумный вездеход, за которым ему, медведю, приходилось следовать не отрываясь. Все это навсегда покорило медвежью душу. Картошкин и сам испытывал схожие желания к сближению, видел приветливость и доброту во взгляде животного, хотелось потрепать его по крутому загривку, но при виде «братишки» с полтонны весом им овладевала робость, и намечаемые попытки откладывались «на потом». А вдруг сгребет? Цивильный человек и дикий зверь составили странный и даже немыслимый в человеческих представлениях союз. Оба понимали его исключительность и знали, что дружба может быть разрушена только силой непреодолимых обстоятельств. Каждый из них понимал другого, предугадывал желания и оказывал посильную помощь. Дружба тем и ценна, что она бескорыстна, что интересы товарища или друга ставятся выше собственных, что каждый из друзей испытывает радость не от собственного удовольствия, а оттого что он доставляет удовольствие другому.
Близилось время зимней спячки. Солнце лениво и блекло отпускало световые сеансы, не поднимаясь к полудню на былые небесные высоты. Лист уже опал шелестящей под ногами подстилкой, прикрывая почву от предстоящих холодов. Первый снег припорошил землю, раскидав белые покровы по тенистым уголкам. Миша, отъевшийся и хорошо упитанный, был готов к зимовке, но выжидал последние дни до наступления снегопадов и холодов. Они-то и оказались роковыми. К той поре обстановка в тайге основательно изменилась. В заполошное и смутное время «перестройки к худшему» голод и нужда погнали людей во все грехи тяжкие: на криминал, разбой и прочую добычу, – заставляя забыть о добропорядочности и нарушать правила, сроки разрешенной охоты. Вооруженные добытчики звериного мяса рыскали по лесам, утратив чувство допустимого. Начались массовые отстрелы зверья, численность которого стремительно убавлялась.
Попал под горячую пулю и Михаил, друг закадычный, к которому прикипело сердце пасечника. Валерий наткнулся на алые следы крови на белом снегу, которые тянулись вперемежку с отпечатками медвежьих лап. Сердце остро сжалось в тревоге. Конечно, это его следы, изученные за годы до мелочей. Медведь шел на трех лапах; одна из передних, перебитая пулей, бессильно волочилась по снегу, по листве, оставляя неровную борозду.
За ним! Скорее за ним! Сможет ли он чем-то помочь истекающему кровью другу? Слишком неуверенная походка, местами он заваливался без сил, но снова вставал и ковылял куда-то. Вот и место, куда он стремился. Солонцы. Ему нужна была соль, но на этот раз он не стал выгрызать ее из почвенных отложений, а разорвал заготовленный мешок, впервые нарушив правило «не брать чужое». Но как много он съел соли! Раненый зверь ощущал предсмертное состояние, ему надо было остановить кровь, но других лекарств он не знал.
