сдержанный и грубый» – отметила я про себя, не понимая, чем успела провиниться перед юношей за один день знакомства.
– Да, давай разберемся прямо здесь и сейчас, – голос не дрогнул, но руки невольно сжались в кулаки.
Парень устало вздохнул:
– То, что ты говорила там, у Эрики – это все вранье. Может ты и смогла их провести, но меня – нет. Я не такой тупой.
Его слова резанули больнее ножа – внутри у меня что-то екнуло и похолодело. Все мои мысли можно было прочитать по окаменевшему лицу.
– Как ты узнал? – прошептала я, еле сдерживая слезы.
Юноша не удостоил внимания мои мучения и так же агрессивно продолжил:
– Мы с Клаудом все детство жили в Вольтерне. Я точно знаю, как выглядят, двигаются, пахнут, как разговаривают люди из тех мест. У них определенные повадки, наречия, а у тебя нет даже легкого акцента. Как ты это объяснишь? – убедившись, что ни кто нас не подслушивает, он продолжил. – Давай так, если ты хочешь продолжить наше общение, то просто скажи правду. Я на дух не переношу такой наглой лжи.
– Ты не сможешь поверить мне, – выпалила я, чувствуя, как кровь закипела в жилах. Холод ночи пропал, уступая место необъяснимому жару. У меня запылали щеки.
– Я попробую, – Коннор еще больше надулся. – Давай отойдем, – чуть ли не одними губами проговорил юноша, так как в палатке рядом послышался шум.
Я молча кивнула в знак согласия, и Коннор поманил меня куда-то вглубь палаточного городка. Второй раз за день начинало казаться, будто бы меня ведут на казнь – ноги не слушались, а во рту все пересохло. Я не знала, что сказать этому мальчишке. Как все объяснить? О жизни в мегаполисе ему рассказывать не стоило – счел бы за сумасшедшую, а об Империи Согхат я знала не больше ребенка, выросшего в этих краях.
И что делать?
Как только стражник с факелом в руке, идущий впереди, свернул с нашей тропы, окрасив ореолом света рядом стоящие шатры, Коннор насторожено замер у деревянной ограды. Место, куда мы пришли, служило беженцам чем-то вроде склада, заставленного деревянными коробками, пустыми повозками, сундуками, бочонками и другой утварью, пригодной для быта.
Юноша присел на одну из коробок и положил сверток с одеждой на колени. Нас освещал только догорающий факел на внутренней стороне стены, но и этого было достаточно, чтобы заметить осуждение в глазах друга.
– Здесь нам никто мешать не будет. Я тебя внимательно слушаю, – произнес он таким тоном, что у меня опустились руки.
– Прошу, только не делай поспешных выводов, – вместо слов получился сдавленный шепот – знала я, что придется выложить все начистоту.
– Постараюсь.
Дрожащей рукой я достала зажигалку из кармана, не представляя, что говорить сидящему передо мной человеку. Импровизация – не более. Я его еще очень плохо знала, чтобы хоть на что-то надеяться. В любом случае, я просто должна была сказать правду, и будь что будет – Коннор сам захотел ее услышать.
– В
