«Но это неправда! – возмущенно вскричал Николай, словно уколотый в сердце этим непонятным утверждением. – Никто не хочет твоей смерти, поверь!». «Что ж, в это поверить нетрудно. Но ты здесь сейчас потому, что ты мой палач – хочешь ты этого или нет… И умру я от твоей злой воли. Чтобы тебе стало понятно, скажу – ты пленил не моё тело, а мою волю, оборвав ту нить, которая в жизни единственная связывает её с личностью и свободой! Твои намерения, пусть самые благие, стали для меня актом принуждения и насилия. Что об этом толковать! Вы сами, люди с людьми сговориться и понять друг друга часто не можете, а что уж остаётся говорить о наших взаимоотношениях! Мы ваши жертвы всегда и лишь добрая воля и разум человека гарантия нашей свободы и жизни. Ты меня понимаешь?». «Да, конечно, я тебя понимаю, – воскликнул Николай, – словно бы я сам сказал тебе эти слова! Но из того, что я услышал от тебя, несправедливо многое. Ни тебе, ни твоим соплеменникам никто не желает зла. Я не допущу твоей смерти, и я сделаю это! Я не могу быть твоим палачом, ведь я тоже действую не по своей воле! И ты тоже можешь меня понять?». «Конечно, я с самого начала понимал тебя, но это мало меняет дело. Ты для меня всё равно есть воплощение злой воли и неважно, кто тебя направляет. Для людей той страны, где ты воевал, ты был тоже олицетворением злой воли. Ведь вы не давали себе труд задуматься об этом. Вы не были даже наёмниками, которым платят деньги за риск быть убитым. Вы там были бесправным пушечным мясом…».
Калибан вздохнул и поднял голову к темному небу. Некоторое время он молчал. Молчал и Николай, размышляя над его словами. Мысли приводили на ум разные доводы в осмыслении того времени. Результатом их стало невесёлое резюме: «Уж точно, связали нас присягой, надели шоры из агиток на глаза и погнали вперед, как стадо баранов на бойню!.. Вот и молотили друг друга столько лет, не щадя ни себя, ни афганцев…».
«Так как? – прервал свое молчание Калибан. – Теперь тебе не кажется, что такая же несправедливость совершается сейчас с твоим участием по отношению к моему племени. Или опять ты отбрасываешь все сомнения, оправдывая свои действия некой высшей целью. А суть проста, если вдуматься. У нас отобрали, и ты знаешь, как, нашу родную землю, и пытаются силой увезти в места, с которыми нас ничто не связывает! Конечно, не твоя в том вина, что у нас отобрали наше последнее пристанище и родину. Вот почему я сказал тогда тебе, в прошлый наш разговор, что взгляды мои изменились полностью. Все те понятия о добре и зле хороши сами по себе, отдельно для вас и отдельно для нас, животных, как вы нас называете. В нашем племени они действуют по всей своей справедливости без отступлений от назначения их нам природой. Наша жизнь не допускает иных толкований ума, силы, здоровья кроме тех, о которых и у тебя вполне правильные и разумные представления. Но так было до тех времен, когда волею судьбы наши дороги и интересы пересеклись. Нет нужды говорить, что если эти категории и у вас в ходу, в общении между собой, то вы в наших отношениях начисто исключили их, заменив на обман, коварство,
