как удостоверюсь, – небрежно махнул ему Клайд, и покинул полу мрачное заведение, вытравляя себя на обжигающий макушку и склеры свет.
Когда Джоаль, Риба, Калиб, Моз, да Коуб спускались с скрипучей лестницы под призором сонмища осклабляющихся голов на медальонах, их теперь уже за освещенной окнами стойкой приветствовала все та же долговязая кокетливая эльфийка, в темном корсаже под стать антрацитовым ниспадающим как на писанном холсте волосам. Она с почетом прощалась с каждым строя им лавово агатовые широкие глаза, покуда очередь не дошла до Рибы. Пригвождённая улыбка тотчас сползла с её лица, и она промолчала вместо непреложного для её профессии притворства.
– Мы ещё не закончили, – бросила ей гоблинша перед тем, как выйти прочь, скосив бордовые брови. Девушка ответила ей лишь взаимным призрением, сочившимся исподлобья и метавшими молниями дикими точно извергающими лавой агатовыми очами.
Уже скоро все выдворившиеся наружу, на стылый воздух, минуя скопившую затхлость трактир, почти ослепли от вдарившего зноя, который теплым укусом усладился на их муторных лицах. Особливо неладно стало Джоалю, не сроднившемуся за минувшие лета, к яркому свету, безвылазно осевшему на долгие годы в тенях простирающихся залов замка. Кое-как переборов себя, он отправился со всеми по более приятной застывшей глине, при этом натянув козырёк кауфа поближе к глазам, отчего тень козырька, дошла до его утонченного носа, оставив на свету лишь темноватые усы, да выбивающиеся бурые пряди.
Они бодрой гурьбой наступали к ратуше по тверди глины, меж навалившейся тени сигнального столпа на оцепеневшей от пекущего света земле, как и обусловились, и там была довольно неожиданная картина. На крыльце закрытой террасы в качающемся кресле грузно сидел барон Нуйк. Его полнотелая осанистая жена под левую руку, не отрываясь, въедливо и спесиво надменно смотрела на свои владения, посреди грязевого колодца. Но как вопреки ожиданиям Клайда не обнаружилось. Джоаль поверх кауфа, повел головой, как и его верные ратники, но поблизости мимо домов и ослиной мельницы с навесом черепицы, с редкими фланирующими горожанами, было глухо, и не похоже, что он отлучился на светскую беседу. Но все их удивление, было пылью, супротив облака паники, нарастающего на округлом лице малютки Рибы. Та, уронив уши, буквально сделалась обескровлено фисташковой, от набежавшей краски, подлинной тревоги. Меч в её руках сжался, настолько, что он передавила себе вены, отчего те, взбучились на её крепких четырехпалых ручонках темно синей краской, словно ручьи под настом надтреснувшего льда.
Покамест они, озираясь изыскивая следопыта, подходили, грузный барон поднялся, и, оправляя зеленоватый камзол поцеловав руку сменившее свое синее платье на более свободный блеклый наряд жене, вышел им на встречу, вступая на ступени, отгоняя безликую стражу. По мере того, как он спускался по ступеням, и его нахлобученная улыбка притворства только росла и росла, растягивая берега бороды. Джоаля это взбеленило куда пуще, нежели
