страницы, зачитываюсь и не замечаю времени. Удивляюсь, смеюсь, задумываюсь – хмурюсь, не сдерживая мимику и эмоции. В общем, ушла в чтение с головой. Но чувствую иногда, как что-то извне нарушает интимность моего общения с гениальным диссидентом. Теряя суть, перечитываю некоторые абзацы, чтобы не разорвать связующие нас нити советского времени. «Что же меня отвлекает? – спрашиваю себя. – Стук колёс? Не может быть. Ведь это привычный фон для любого путешественника». Отмечая следующий проскальзывающий в сознании вопрос, сразу парирую: «Ну нет. Разговоры окружающих в поезде давно для меня как приятное птичье щебетание в лесу после дождя». Чем чаще ты передвигаешься по железной дороге, тем сильнее привыкаешь к её особенностям. А я с детства проводила в поездах столько времени, что, если сложить все периоды моих железнодорожных путешествий, получится внушительный отрезок жизни.
Сделав последнее умозаключение, настойчиво продолжаю бегать глазами по ярким строчкам на экране, словно ища в них убежища от внешнего мира. Однако всё реже мне оказывают там гостеприимство. Всё меньше вникаю в смысл читаемого. Наконец устаю бороться с собственным сознанием, бросаю недочитанную фразу и оглядываю окружающих. Моя цель – найти помеху моему погружению в чужое, но интересное прошлое. И я перехожу к пристальному изучению своего нескучного настоящего.
Напротив меня женщина. На вид лет шестидесяти. В руках журнал с кроссвордами. Увлечена ими так, что завидно. Строгость выражения давно постаревшего лица говорит о том, что окружающие не должны догадываться об испытываемых его обладательницей чувствах и эмоциях. Однако внутренний голос ей подсказывает, что в поезде можно слегка расслабиться, а потому мимика берёт верх над слепленной годами маской непроницаемости. Вот, задумавшись над решением поставленной в кроссворде задачи, она вздёргивает брови вверх. Ручка, небрежно зажатая двумя пальцами, замирает в воздухе над воображаемой точкой приземления в соответствующем квадратике. Ага, вот он! Появился вариант ответа. Точно следуя намеченному курсу, наконечник шарикового стержня, словно шасси самолёта, касается бумажной поверхности и с лёгкостью завершает полёт мысли, вписывая нужные буквы в клеточки. И тут же нарисованные высоко над глазами ниточки бровей сперва расслабляются, а затем разъезжаются в стороны, отпуская на волю морщинки удовлетворения. Оценив результаты своих наблюдений, прихожу к выводу, что эти беззвучные внутренне-пилотируемые полёты не могут создавать препятствия для чтения.
Перевожу взгляд на сидящего справа от меня, на нижней боковой. Эти полки всегда воспринимались мной как некий параллельно-перпендикулярный мир. Его двухъярусные лежаки, расположенные вдоль железнодорожного полотна, не имеют собственного пространства и условно относятся к четырёхместным апартаментам напротив. Отсюда и тяга пассажиров сбоку к разговорам с квартирантами открытого купе. Странное соседство разделяет вечно оживлённая дорога, в одну сторону ведущая к месту заправки организма, в другую – к месту
