вашу осторожность. Вы – человек в бизнесе неопытный, но я, поверьте, собаку съел на всех этих делах.
Филипп Владимирович отставил чашку и снисходительно взглянул на собеседника:
– Евгений Николаевич, я двенадцать лет сбываю свой товар покупателю, который почему-то убежден, что этот товар больше ему не нужен. И до сих пор не разорился. Вряд ли меня можно назвать таким уж неофитом. Дело не в моих страхах прогореть.
– В чем же тогда?
– Никто не знает, как пойдут наши кухни здесь. В моем городе они расходятся на ура, но кто знает, вдруг народ покупает их из патриотизма?
– Что вы говорите, Филипп Владимирович! Качество отменное, и население быстро это раскусит.
Юля украдкой зевнула. Ее отец сам признавался, что в бизнесе он – авантюрист, любит не просто заработать, а «сорвать куш». Похоже, тут именно такой случай.
– Сразу хочу вас предупредить, что при любом развитии событий объем производства останется на прежнем уровне. Я и так выжал из своих площадей все, что возможно.
– Это решаемо, – засмеялся папа.
– Евгений Николаевич, тут вопрос принципиальный. Понимаете, при любой воинской части есть подсобное хозяйство. Но основной функцией этой части является все же не откорм свиней, а оборона страны. Так и у нас. Увы, родина поставила наше предприятие в такое положение, что мы вынуждены производить всякую дребедень, чтобы иметь возможность ремонтировать подводные лодки. Я не говорю уж о производстве, за двенадцать лет моего директорства у нас не было ни одного заказа. И все равно, мы не можем забывать об истинном предназначении завода.
– Не напрасно ли вы упорствуете?
– Не напрасно, – отрезал Рыбаков.
Его суровый ответ стер с лица папы доброжелательную улыбку.
– Да, кажется, не зря вас прозвали «железным наркомом», – буркнул он, подливая себе чаю.
– Я не обижаюсь на это прозвище.
– Вот как?
Юля нерешительно выпрямилась в кресле. За разговорами мужчины совершенно о ней забыли, Рыбаков больше не поглядывал на нее, можно выбрать момент и уйти.
– Именно. Больше скажу, мне претят разговоры о сталинских репрессиях! Ведь если посчитать, сколько народу погубила перестройка, получится ничуть не меньше.
– Господи, что вы говорите!
– Судите сами. Погибшие от наркотиков, спившиеся, бомжи, жертвы СПИДа и туберкулеза. Убитые в криминальных перестрелках и межнациональных конфликтах, которые суть те же разборки. Плюс косвенные потери от падения рождаемости, да рост смертности среди стариков из-за низкого уровня жизни и недоступности медицинской помощи. Суммируйте, и вы получите страшную цифру. Нет, я не отрицаю, репрессии были. Но те жертвы были хотя бы принесены ради великой цели, ради идеи, а эти для чего? Для дальнейшего растления нации?
– Да с вами страшно иметь дело! – воскликнул отец почти восхищенно. –
