о моем существовании.
– Ты должна была сказать ему. Он… Возможно, он бы остался в Штатах.
Во всем белом свете нет ничего печальней ее улыбки.
– Он неоднократно повторял: если он останется в Америке, то будет чувствовать себя как дерево без солнечного света. Как я могла просить его об этом?
– Ты могла бы сказать мне. Я заслуживаю знать правду.
– Ты права. – Она выключает плиту и снимает вок с горячей конфорки. Затем тянется через стойку и берет меня руками за щеки. Ее пальцы холодны. – Нам ведь хорошо жилось вместе, правда? Думаю, мне остается сказать лишь одно: я заботилась о твоих интересах.
Видимо, тогда сработал материнский инстинкт – защищать до последнего. Но взрывоопасная смесь из моего гнева и предательства мамы затмили ее добрые намерения. Я срываюсь.
– И о своих, – отвечаю.
Она отстраняется.
– Что?
– О своих интересах ты тоже позаботилась, – указываю на ее материнский эгоизм. Моему отвратительному поведению нет оправданий. Но порой, когда тебе плохо, ты поневоле тянешь за собой в трясину и других, чтобы там, на самом дне, не было так одиноко. – Ты не хотела жить с моим отцом и сделала свой выбор. А у меня даже выбора не было.
Мама шумно вдыхает. Я попала в самое больное место.
– Изуми…
Встаю со стула. Я потеряла бдительность с собственной мамой. Огромная ошибка. Никогда бы не подумала, что она способна меня ранить. Мир жесток и враждебен. Совсем скоро дела станут по-настоящему плохи. На горизонте уже замаячила истерика.
Медленным шагом направляюсь в свою комнату зализывать раны.
Мама знает, в какой момент лучше взять небольшой таймаут. Пока я плачу, Тамагочи спит. Эмоциональная поддержка – это не про него. Наши отношения однобоки. Я балую его лакомствами, а он рыгает мне в лицо. Такова жизнь.
Нура присылает гифку – танцующего на задних лапках чихуахуа.
Нура: Ну-у?! Что сказала мама?
Переворачиваю телефон. Все еще пытаюсь понять, что чувствую, расковыривая корочку на ране гнева. Я зла.
Вдруг – стук в дверь.
– Зум-Зум?
Входит мама. В руках у нее – миска с рисом и жаркое. Она ставит ужин на комод и садится рядом на кровать. Я еще сержусь, потому перевожу взгляд в окно. Она берет мою руку. Несмотря ни на что, ее теплое, спокойное прикосновение успокаивает.
– Мне давно нужно было рассказать тебе правду, – произносит она. Ее голос тихий, безмятежный, легкий. Ложь больше не отягощает его. – Твоего отца зовут Макотономия Тошихито. Он наследный принц Японии. И однажды станет императором. Люди кланялись ему, но меня он об этом никогда не просил. Я называла его Мак. И когда-то он был моим.
Солнце все ближе опускается к горизонту. Во дворе колышется высокая трава.
Вскоре я уже знаю все. Мои родители познакомились на вечеринке.
