детей»[102] Э. Успенского начинается процесс популяризации детских страшных историй: страшилки публикуются в общедоступных изданиях, появляются их многочисленные литературные версии[103]. Легализация страшилок сыграла двоякую роль. С одной стороны, расширились возможности детской литературы и круга детского чтения, с другой – «классическая» детская страшная история, став общественным достоянием и утратив тем самым сакральное значение для конкретной субкультуры, демифологизировалась. На смену классическим сюжетам и образам приходят новые, почерпнутые из «ужастиков», компьютерных игр, газетных статей. Экспериментальные данные показывают, что современные учащиеся начальных классов нередко знают гораздо больше детских страшных историй (помнят их названия и охотно берутся рассказывать), нежели, например, сказок, которые изучаются в школе целенаправленно. Наличие интереса детей к страшилкам приводит к мысли о целесообразности включения авторских версий страшилок как учебного материала в систему литературного образования младших школьников.
Так, например, при чтении рассказа С. Седова «Черный автобус»[104] дети могут вспомнить страшилки с подобными названиями и рассказать, уточнить, что у них нет автора, но есть много вариантов, они передаются детьми друг другу устно, поэтому их можно назвать фольклором, хотя и современным. В процессе анализа учащиеся заметят, что рассказ С. Седова – произведение литературы. Читая его, мы можем обратить внимание на несерьезное отношение автора к детским страшилкам, увидеть, как он подшучивает над читателем, ожидающим по привычке трагическую развязку событий. Дети охотно выполнят и творческие задания, например завершить рассказ Г. Остера «Экскурсия во мрак»[105], продумать, какова будет развязка событий – характерная для «классической» страшилки или для страшилки со смешным концом.
Рассмотрение вопросов развития детского фольклора и специфики его функционирования в детской среде позволяет отметить следующее:
• основное жанровое богатство фольклора вырабатывается в традиционном устно-поэтическом творчестве, главным создателем и носителем которого на протяжении многих веков выступало крестьянство;
• можно предполагать, что фольклор детей всегда отличался от устно-поэтического творчества взрослых; традиционный детский фольклор был неотъемлемой частью речевой и культурной среды ребенка, являлся способом приобщения и вхождения подрастающего поколения в поэтическую культуру взрослых, а потому имел с ней общую мировоззренческую основу; постепенная утрата сакральной основы народных обрядов и ряда фольклорных жанров способствовала развитию игрового начала во взрослом и детском фольклоре;
• на смену традиционному устно-поэтическому творчеству приходит постфольклор, который становится особенно заметным в XX в.; рождаются новые или существенно трансформируются
Э. Успенский. Красная рука, черная простыня, зеленые пальцы: Страшная повесть для бесстрашных детей // Пионер. – 1990. – № 2. С. 48–56; 1990. – № 3. С. 51–59; 1990. – № 4. С. 52–63.
Вот ужас-то! // Классики: Лучшие рассказы современных детских писателей, – М.: Детская литература, 2002. С. 77–92; Есеновский М. Ю.Ур-Юр-выр: Рассказы / М. Ю. Есеновский. – М.: Дрофа, 2000; Роньшин В. Всё о страшилках, ужастиках и кошмариках– СПб.: Азбука-классика, 2007; Русские детские страшилки // Рассказал и нарисовал Г. Науменко. – М., 1997; Седов С. Чегошины страшилки. – М.: ЭКСМО-Пресс, 2001; Успенский Э. Красная рука, черная простыня, зеленые пальцы: Страшная повесть для бесстрашных детей. – М.: Экономика, 1992.
Вот ужас-то! // Классики: Лучшие рассказы современных детских писателей. – М.: Детская литература, 2002. С. 83.
Остер Г. Б. Школа ужасов. – М., 2004. С. 84–85.
