как поет этот великий бас. Его привлекла разбитная, и в общем-то неблагозвучная фамилия певца, имеющая происхождение то ли от шляпы, то ли от шаляпы – размазни, не собранного, некудышного человека. Это уже Шаляпин своим талантом стер первоначальное значение и возвеличил ее так, что никто и не помнил, как в вятских краях называют растяпу.
– У тебя ничего не выйдет. – обреченно заключил Жора, точнее, теперь послушник Егорий, проходящий курс молодого бойца. – С венчанием не выйдет. Она не крещеная. Как ты встанешь с ней перед алтарем?
– Никак. – честно отозвался Терехов.
– То есть?…
– Я не собираюсь венчаться. – он не хотел особенно вдаваться в подробности. – Это необходимость, обязательное условие.
Казалось, Репья возмущали только пыльные ботинки Андрея – выше он не поднимал смиренного взгляда.
– Нацелился в Норильск? – угадал Жора. – А паспорта нет. К тому же она в розыске..
Или он освоил в монастырском карантине науку провидчества, или думал, согласуясь еще со старой, полученной в училище, оперативной логикой.
– В Норильск. – признался Терехов.
– Не успеешь.
Андрей глянул на него вопросительно и уловил нечто вроде ухмылки, скрываемой подросшей густой бородой.
– Там скоро снег выпадет. – пояснил Жора. – Если не выпал, и морозы…
– Поэтому и не до венчания…
– Тоже не получится.
– Почему?
Он бы сразу сказал, почему, но помешал нищий, пересчитавший брошенные ему монеты – верно, на бутылку пива не хватало. Осмелился, звеня медалями и волоча за собой ненужный костыль, подковылял к Андрею.
– Мужик, добавь два с полтиной? Ну чё тебе, афганцу жалко…
– Сгинь, бес паршивый. – вдруг прошипел Жора, и сразу стало ясно, что кроме физического труда его еще используют по назначению, как стражника. – И чтоб к забору на выстрел не приближался!
Нищего будто ветром снесло: оказывается, послушник был тут в авторитете, по крайней мере, среди побирушек. Репей понял, что погорячился, переборщил, запоздало спохватился и снова смиренно потупил взор.
– В Норильске погранзона. Без пропуска билетов не продадут.
Это прозвучал, как приговор.
– Почему погранзона? – обескураженно спросил Терехов.
Все же на миг показалось, он огрызается, злорадствует, поскольку ответ был далеким от участи человека, обреченного теперь на повиновение и послушание.
– По кочану.
– Вроде бы отменили? И город открыли!
– Вроде бы да. Но проверяют паспорта и требуют пропуск. Не видишь что в государстве творится? Вторая война на Кавказе, терроризм, захват заложников…
И опять, как с нищим, он спохватился, укротил бунтующий нрав и молча уперся глазами в землю. Показалось, эта его внезапная дерзость стала последней каплей, переполнившей чашу раскаяния.
