но я не подаю вида и молча смотрю в глаза Дианы, пока не выигрываю в эти жутковатые гляделки.
– Извинения… – Она кладёт очередного мишку между зубами и одним «клац» делает из него инвалида. – Никому не нужны твои извинения.
– Типа переехал человека на машине – так ему и надо?
В чёрных глазах Дианы не отражается ничего, кроме усталости. Ни мыслей, ни эмоций. В сердцах я больно хлопаю ладонью о стол – стаканчик подпрыгивает, упаковка мармелада валится на бок и выблёвывает поток синих, фиолетовых, оранжевых медведей.
– Тогда и я не отойду от тебя, пока сюда не заявится твой БЫВШИЙ.
– Ты не понимаешь…
– Интересно, че он скажет, – мой голос дрожит, – что его девица забивает ногами священников, и потом…
Диана утыкает свою холодную ладошку мне в губы, так что остаётся только мычать и вдыхать сладкий запах мармелада.
– М-м… п… – Я грубо отталкиваю руку Диану. – Сказал: остаюсь!
– Господи…
Диана швыряет недоеденного медведя в упаковку и обхватывает голову. В черных глазах проступает отчаяние, и я ловлю себя на неуместной сейчас, к Диане, жалости.
Шоссе за окном омывает жёлтый свет фар, и к заправке подъезжает шестая «бэха». Кавалер Дианы?
Я внутренне напрягаюсь.
Пусть он уедет.
Пусть…
Из машины выходит немолодая пара. Мужчина открывает клапан бензобака, женщина прогуливается рядом, поёживается, обхватывает себя руками. Ветер играет её светлыми-светлыми, как у ангела, волосами, и это успокаивает.
– Он будет с минуту на минуту. – Диана подносит голубую медвежью культю ко рту, морщится и кидает останки в упаковку. – Чел, пожалуйста. Пожалуйста, блин, пожалуйста.
– Достала уже. – Я хватаю пластиковый стаканчик, обнаруживаю, что там остался лишь сахар на дне, и с хрустом сминаю. Боль молнией отдаётся в порезанном пальце. – Достала. Не хочешь извиниться перед отцом Николаем – иди в жопу. Со своим «с-минуту-на-минуту»-парнем. С этой сумкой. Идите вы все…
– И моя мама?
Я будто спотыкаюсь об этот вопрос и глупо открываю, закрываю рот.
– Ну-ну, слушаю. – Диана достаёт фиолетового мишку, раздирает пополам своими тонкими пальцами и беззлобно, вяло замахивается.
Мармеладная башка ударяет в мою ключицу и отскакивает на пол. Следом – в подбородок – летит мармеладная задница. Затем зелёный мишка. И ещё красный, и жёлтый, они обрушиваются на меня нелепым ягодным дождём.
Не зная, как на это реагировать, я достаю сумку Вероники Игоревны и нарочито кладу на стол.
Открываю.
На Артура Александровича вытаращивается куча залежалого хлама: наушники, оранжево-зелёный листок «Поморских аптек» с лыбой-доктором и девизом: «Следим за вашим здоровьем с 1995 года», бумажное письмо… ещё один аптечный купон.
И ещё один.
Подняв бровь, я собираю купоны в левой руке: четыре… пять… шесть-семь-восемь. Девять.
Гладкие
