седан – двухдверный, с клиновидным корпусом.
Дверца со стороны водителя приоткрыта, в салоне горит свет. Хозяина не видно.
– Жень… – глухо говорит Диана кому-то. Она швыряет купоны в сумку и быстро идёт к выходу. Меня прошибает пот, и в солнечном сплетении проползает что-то холодное, склизкое.
Её парень
Не хочу его видеть. Не хочу.
– Жень, не заходи! – повторяет, как сомнамбула, Диана. – Погнали сразу…
Как же всё не вовремя.
Как же не вовремя вся эта жизнь.
Когда я неохотно, через силу, через тошноту поворачиваюсь, Диана уже висит на мужике у входа и утягивает его наружу. Именно мужике: судя по одежде и телосложению, ему отстучало лет тридцать-сорок. Лица не видно, потому что Диана как анаконда обвилась вокруг своего бывшего. Затем мелькает борода, глаза, и я глупо хихикаю.
Это Леонидас.
Леонидас.
Нет, правда, это…
Это какой-то пиздец.
Сон третий. Ничего себе поездочка
Тусклый свет фонаря пробегает по боингоподобному салону и сменяется полумраком. Спустя пару-тройку секунд это повторяется. И повторяется спустя ещё пару-тройку секунд, словно череда патрульных с фонарями ищет на заднем сиденье беглого преступника.
Всякий раз я зажмуриваюсь, а потом вглядываюсь в мутную черноту снаружи.
Деревья, деревья. Они качаются, выгибаются на фоне белой-белой луны, а вокруг них завиваются вихри чёрных птиц. Вдруг мелькнёт остановка с советской мозаикой, или детская площадка пробьётся из-под земли, косо, боком, из последних сил, а за ними встают из темноты те же деревья, и та же луна плывёт поверх.
Окна запотевают, двигатель ровно гудит, и дворники елозят, скрипят по лобовому стеклу.
– Милый друг? – голос звучит нарочито сурово, будто играет в уверенность, которой нет. – Долго будем молчать?
В салоне душно и тепло, и слишком пахнет мужским дезодорантом.
Я отворачиваюсь от окна. Между передними сиденьями светится жидкокристаллический дисплей: тахометр и индикатор повышения, термометр, топливный индикатор. Ярко-оранжевые графики уносятся вперёд, к ускользающему горизонту, к угловатому, цифровому миру восьмидесятых годов.
Мы едем следом. Леонидас выворачивает руль с ассиметричными осями. Диана сгорбилась на пассажирском сиденье, у магнитолы. Ногтем среднего пальца она переключает радиочастоты – бездумно, механически, как зомби.
Щёлк. Ш-шхшх. Щёлк. Ш-шхшх.
– …в эфире европейский проект…
Щёлк. Ш-шхшх.
Песни и передачи сменяются по кругу, затем сменяются снова, затем ещё раз. И ещё. И ещё. И это до безумия, до икоты раздражает.
На заднем сиденье качаются диагностики, сопит Артур Александрович и ворочается, шуршит жуткий пакет с жёлтыми розочками и десятками купонов внутри.
Неуместных, непонятных купонов.
Улица Челюскинцев, 25.
Улица Красноармейцев, 19.
Первая
