схватила подругу за плечи и толкнула за порог.
– Хватай сумку! Беги! Заводи машину!
– А ты?..
– Беги, говорят тебе! Он ничего мне не сделает! Я капоэйристка, а он пьян! Живо, Габи!
Захлопнув дверь за подругой, Эва смотрела, как Алмейда поднимается сначала на четвереньки, потом – на колени. Почти спокойно думала о том, что Мануэл трезвый и Мануэл пьяный – два совершенно разных человека. До каких пор Габриэла будет выяснять, какой из них – настоящий?.. А больше Эва не успела ничего подумать, потому что над её головой просвистела тяжёлая ваза.
– Шлюха! Сводня! Убирайся прочь! Я предупреждал тебя! И можешь забыть о своей выставке! Я не выставляю у себя бездарных потаскух!
Ваза, разбившись о стену над головой Эвы, осыпала девушку осколками. Мануэл выпрямился. В его глазах светилось безумие, а в руке качался острый мастихин. Криво улыбнувшись, Алмейда сделал шаг вперёд.
Эва улыбнулась. Закрыла глаза. И вскинула руки над головой.
Капля воды упала на лоб хозяина квартиры. За ней – ещё одна. Ещё. И ещё. По всей огромной комнате пошёл вкрадчивый, тихий шепоток. По французскому окну поползли водяные дорожки. Застучало по столешнице, по корпусу компьютера, по развороченной постели. Красная футболка Мануэла покрылась тёмными пятнышками. Алмейда остановился. Пьяное бешенство в его глазах сменилось изумлением. А потом пришёл страх. И, когда Мануэл, выронив мастихин, неловко упал на колени, оказалось, что пол студии залит водой, по которой вовсю барабанит тропический ливень. Потолка не было вовсе: вместо него клубились серые, перламутровые, прозрачные облака. А в двух шагах стояла, воздев руки, юная женщина в бело-розовом прозрачном одеянии, словно сотканном из дождевых капель. В ней было добрых три метра роста. Розовое сияние рассвета исходило от её лица, лишь отдалённо напоминавшего Эву. Поймав полный ужаса взгляд Мануэла, ориша Эуа спокойно улыбнулась. В глазах её стояла сверкающая радуга.
– Святая дева… – хрипло вырвалось у Алмейда. – Мадонна… Эуа, рирро…
Эва опустила руки. Толкнула дверь (на лестничную клетку выплеснулась маленькая цунами) и бросилась вон. Опрометью помчалась вниз по ступенькам лестницы – и чудом не сбила с ног Габриэлу, которая неслась ей навстречу. В руках подруги был неведомо где подобранный обломок железной трубы.
– Габи! Я же просила тебя уйти!..
– И бросить тебя здесь одну?! Как же, жди! Почему ты вся мокрая? Что… что он тебе сделал, этот мерзавец?! Боже мой, даже на лестнице вода! Что произошло, Эвинья?
– Неважно… Потом… Бежим!
У подъезда стоял маленький голубой «фиат». Габриэла швырнула сумку на заднее сиденье, прыгнула за руль, Эва плюхнулась рядом, и автомобиль сорвался с места.
Слишком поздно Эва сообразила, что за руль было бы лучше сесть ей. Впрочем, Габриэла водила прекрасно, и через пять минут машина уже вылетела из Барра-да-Тижука[41]. По лбу Габриэлы бежала струйка крови, в углу губ тоже
Барра-да-Тижука – фешенебельный квартал в Рио-де-Жанейро.
