кивнул.
– Бедное, лишенное матери дитя! – пробормотал он.
– Да, она была красива, – тихо продолжала девушка. – Я просто помню ее, дядя. Папа так и не оправился от ее смерти. Он всегда говорил, что считает дни до того, как снова встретится с ней. Видишь ли, он так ее любил.
Снова наступила тишина; затем художник заговорил:
–Ты говоришь по-английски почти без акцента, Стелла.
Девушка засмеялась; это был первый раз, когда она засмеялась, и это заставило дядю вздрогнуть. Это было не только потому, что это было неожиданно, но и из-за изысканной музыки смеха. Он был похож на трель птицы. В одно мгновение он почувствовал, что ее детская печаль не омрачила ее жизнь и не сломила ее дух. Он обнаружил, что почти бессознательно смеется в унисон.
– Какое странное наблюдение, дядя! – сказала она, когда смех стих. – Потому что я англичанка! Прямо до мозга костей, как говаривал папа. Часто он смотрел на меня и говорил: "Италия не имеет к тебе никакого отношения, кроме твоего рождения, Стелла; ты принадлежишь тому маленькому острову, который плавает в Атлантике и правит миром". О да, я англичанка. Мне было бы жаль быть кем-то другим, несмотря на то, что мама была итальянкой.
Он кивнул.
– Да, я помню, Гарольд, твой отец, всегда говорил, что ты англичанка. Я рад этому.
– Я тоже, – наивно сказала девушка.
Затем он снова погрузился в одно из своих мечтательных молчаний, и она ждала молча и неподвижно. Внезапно он почувствовал, как она задрожала под его рукой, и испустил долгий, глубокий вздох.
Вздрогнув, он опустил глаза: ее лицо стало ужасно бледным до самых губ.
– Стелла! – воскликнул он. – В чем дело? Ты заболела? Великие Небеса!
Она улыбнулась ему.
– Нет, нет, только немного устала, и, – с наивной простотой, – я думаю, что немного проголодалась. Видишь ли, мне хватило только на проезд.
– Боже, прости меня! – воскликнул он, вскочив так внезапно, что чуть не расстроил ее. – Я тут мечтаю, в то время как ребенок голодает. Какой же я безмозглый идиот!
И в своем возбуждении он заспешил взад и вперед по комнате, опрокидывая картину здесь и лежащую фигуру там, и бесцельно озираясь, как будто ожидал увидеть что-то в форме еды, плавающей в воздухе.
Наконец, приложив руку ко лбу, он вспомнил о звонке и звонил в него до тех пор, пока маленький коттедж не зазвенел, как на пожарной станции. Снаружи послышался торопливый топот шагов, дверь внезапно распахнулась, и в комнату вбежала женщина средних лет в сильно сдвинутом чепце и с испуганным и раскрасневшимся лицом.
– Боже милостивый, сэр, в чем дело? – воскликнула она.
Мистер Этеридж уронил колокольчик и, не говоря ни слова, воскликнул:
– Немедленно принесите что-нибудь поесть, миссис Пенфолд, и немного вина, немедленно, пожалуйста. Бедный ребенок умирает с голоду.
Женщина посмотрела на него с изумлением, которое усилилось, когда,
