наскакивают одна на другую, разрушая логику, а вместе с ней и мозг. И ты пытаешься ухватиться за какую-нибудь надежду, как утопающий за соломинку. Вера в суеверия, что еще остается делать? Глупо, и все же какая-никакая, но надежда. Хотя в Зоне она такая тонкая, тоньше волоска. Не разглядеть и в микроскоп.
– Значит, выхода нет, – угрюмо прошептал он и почувствовал, как тревожно сжалось сердце. В висках заломило, да так сильно, что он невольно принялся массажировать шею. Боль отступила, а вот горечь осталась. Беспалый не врал, описывая его дальнейшую жизнь. Жизнь без будущего. А теперь еще и настоящее без прошлого. И жизнь эта – ежесекундное ожидание смерти. И ему показалось, что он словно со всего разбега наткнулся на глухую стену безнадежности. Уперся лбом, и не сдвинуться. В мозгу что-то щелкнуло. Угнетающая атмосфера окутала сознание непроницаемым покрывалом ужаса. Мир померк, погружаясь во тьму. Воспоминания о доме, подхваченные резким порывом, сгинули, исчезая в точке. Он словно оказался запертым в скоростном лифте, который со сверхзвуковой скоростью уносил его в неизвестность. И неизвестность эта именовалась Чернобыльский Ад.
– А я тебе о чем говорю? Вход в Зону есть, а вот выхода – нет. Это как дверь, открывающаяся в одну сторону. Военные сквозь пальцы смотрят на тех, кто проникает в Зону. – Беспалый перевернулся на бок и достал из рюкзака бутылку водки. – Кто-то должен поставлять артефакты для изучения. Прибыльное дело: на Большой земле хватает богачей, желающих выложить за артефакты кругленькие суммы. Да и ученым необходим новый материал для экспериментов. Живой человек в Зоне как обычное мясо, мертвый – живой научный прорыв. Вот и ставят они опыты. Скрещивают, оперируют, наблюдают. Наверное, пытаются изготовить средство, способное возвращать к жизни после смерти. Ведь зомби в Зоне – это не миф. Нет крови, а органы функционируют, нет мозгов, а как-никак что-то мыслит. Труп трупом, но бродит. А значит, живет. Парадокс. В это трудно поверить, пока сам не столкнешься. Возможности Зоны безграничны. Было бы желание, можно и до истины докопаться. А желания и любопытства паучникам не занимать. Вот они и стараются орудовать скальпелем. – Он на секунду задумался. – А возможно, пробуют отыскать секрет вечной молодости. Что в Зоне также вероятно, судя по аномалии «негниения». Тела, закупоренные в ней, не поддаются смерти и тлену. Знаю одного парня, он уже лет десять в ней торчит. Моргает, дышит, когда проходишь мимо, пытается что-то сказать, беззвучно открывая рот. Такой упитанный молодой человек, краснощекий, а ведь не ест и не пьет уже не один год. Непонятно, чем питается. Не воздухом же! И не умирает, и не стареет. Необъяснимое явление. Даже Выброс на него не действует, словно он предохранен от внешней атмосферы защитной оболочкой, внутри которой находится питательная сфера. О чем он там думает, что ощущает? Интересно! Попытались паучники его вытащить, но все и сгинули. Одни ошметки остались, словно им под ноги гранату бросили. Другие умные были, установили камеры и теперь следят с безопасного расстояния. Изучают его реакции, когда бодрствует, когда спит, но внутрь больше не суются.
