которых еще можно найти какое-никакое оружие. Гамова повлекло к ближайшему из боевых шестов-хванов, он подхватил прохладное отполированное древко, перепачканное пряным соком каких-то ягод и – вперемешку – кровью. Навстречу ему шарахнулись трое желтоглазых, Константин крикнул и взмахнул шестом – двое отшатнулись, третий же замешкался, глядя в лицо пришельцу своими мутными, бессмысленными глазками, на дне которых дохлым червячком зашевелился страх. Гамов ударил его шестом, легко пробив трапециевидную мышцу чуть повыше лопатки, и метнулся к выходу из зала, где стояли еще двое гареггинов.
Его обезоружили в два счета, сбили с ног, не нанеся и царапины, он еще успел, переворачиваясь в воздухе и до одурения и «морского» шума в ушах стиснув челюсти, пнуть одного из гареггинов ногой в живот. Пресс у того оказался железный. Все равно что ударить по отопительной батарее, как в детстве, дилетантски тренируя удар…
Акил добрался до сбитого с ног пришельца в несколько громадных шагов, почти прыжков, почти звериных… Он склонился над Гамовым, но Константин не увидел на его лице ни злобы, ни гнева. Нет!.. Рыжеволосый Акил рассматривал его с определенным интересом и даже с долей свирепой симпатии, с какой, верно, сытый хищник разглядывает случайную жертву, размышляя, сожрать сейчас или оставить на ужин, впрок.
– Ну что же, – наконец сказал он, – давно я не видел, чтобы с такой живостью кидались на гареггинов. В последний раз это были Обращенные во главе с самим… Это не Обращенный. Он другой. Интересно будет его прощупать. Нет, Исо, не смотри таким свирепым взглядом, он еще мне понадобится.
– Позволь, мудрый, мы пока только подвесим его на крючья за ребра, – сказал добрый Ноэль, и на его полудетском лице проскользнула нетерпеливая гримаса.
– И это лишнее… тем более что он оказал мне услугу. Задержал руку Леннара, когда тот хотел добить Лейну, вот эту мою строптивую племянницу. Так что я в некотором роде у него в долгу. Не каждый осмелится остановить руку бога, даже такого потрепанного…
Последние три слова, впрочем, Акил произнес так негромко, что расслышал их только Гамов. Единственный, кто не мог понять их смысл.
3
Элькан поднял тускло рдеющий факел. Тот предательски потрескивал и должен был вот-вот потухнуть. То, что все еще освещал этот факел, было давно в единой цветовой гамме, бедной красками и оттенками. Серые стены, серые перекрытия, черные глазницы ниш и вентиляционных ходов, темно-серая полоса прохода под ногами, изредка перебиваемая участками выходящей на поверхность глинистой красноватой жижи. Жижа местами спеклась в густую массу, кое-где, напротив, стала совсем жидкой и булькала фонтанчиками, словно снизу, из глубин, выходил воздух. Коридор то сужался до ширины обычного воздуховода, где не разойтись и двоим в меру крупным мужчинам, то, напротив, раздавался в стороны и взмывал вверх, обнажая подходы к каким-то громадным сооружениям сложных очертаний, о форме и тем паче о назначении которых сложно судить при таком освещении.
