забавно. Их называли древними те, кто ими торговал, те книги, что мы написали, кажется, вот только…
Так что, да, время текло быстро, а может быть, и медленно, только мы не чувствовали и не замечали его здесь, в наших горных чертогах. Даже ближние деревни, куда мы летали часто то за мукой, то за крупой и иными припасами, за оружием и инструментами, за молоком. Огнь мог и придумывал некоторые инструменты и приборы, но отдавал делать по своим чертежам искусным мастерам кузнецам и столярам. У этих людей появились Боги благодаря Арику, покровительствовавшие кузнечному делу и столярному, звездочётам и иным учёным. А меня, как и прежде стали прозывать Богиней Красоты и Любви, вот так и прилипло ко мне, на удивление… И это тоже словно стирало время, словно со времён моей жизни, моего появления в Кеми, до которого я ничего не помню, ничего не изменилось.
И детей не было у нас, а это совсем уничтожало время. А почему не было, опять мы боялись говорить, думаю, Огнь винил себя в том, за связь с Предводителем Зла, я же – себя, чувствуя, что во мне что-то изменилось после того, как во мне умер наш с Эриком сын…
Мы так много предавались любви, любовным ласкам, то горячим, и неудержимым, словно мы вот-вот сгорим дотла, то неспешным и нежным, как течение большой реки, не уставая, и не пресыщаясь друг другом, мы всё время делали это, и казалось, у нас должны были появиться тысячи детей за это время, но… не было ни одного. Не зря мы были не только изгнаны, но и прокляты. Страдала я? Будь не Ар рядом, страдала бы от этой бесконечной жизни, я скоро устала бы от неё и взмолилась о конце. Но не теперь, не с ним… каждый взгляд его светящихся прозрачных глаз вливал в меня силы и горячую кровь в моё сердце, каждая его улыбка превращалась в невидимые крылья за спиной, каждое прикосновение, поцелуй заставляли рождаться снова и снова радоваться тому, что я живу и могу быть всегда и всегда с ним.
Мы не расставались ни на день, и вот вчера он улетел на весь день, и вернулся такой странный. Такой утомлённый и странный, словно опустошённый…
И вот он сам, Ар, упомянул о брате. Правда странно, вскользь и в полузабытьи, но сам сказал о нём. Не говорил ни разу за все годы, хотя, я уверена, всегда, неотступно думал о нём. Но я не спрашивала ни разу. А теперь? Расспросить?.. Как хочется расспросить… расспросить, как там милый Эр, милый, преданный, так жестоко обиженный и оскорблённый мною Эрик… больно, до сих пор больно вспоминать его… Всё, что было тогда невыносимо вспоминать, потому что я предала и разрушила нечто очень хорошее и дорогое моему сердцу. Но иначе поступить я не могла, и не смогла бы снова, потому что то, что между нами с Огнем – это больше и сильнее меня.
Как же хочется расспросить… Но… не теперь, наверное… может быть, расскажет сам?..
…Утром я встал, Аяя ещё спала на разворошённой постели, я не давал ей уснуть почти всю ночь, от ревности ли или от страха, что Эрик такой настоящий, не только виденный мною изредка и издали, чтобы он не почувствовал моего взгляда, как чувствовал
