Но его-то я не боюсь, как ты изволишь говорить.
– Я вовсе не хотел сказать, что ты трус, Мир. Я сказал, что мне кажется, ты, словно повторяешь слова Вечной, когда говоришь об…
– Перестань, – поморщился Мировасор. – Договоришься, что я на службе у неё, сестры Сатаны. Идём, ветер крепчает, похоже, шторм разматывает опять, здесь не бывает тихой погоды, Орсег говорит из-за того, что в проливе этом смешиваются тёплые и холодные воды…
Я ничего не сказал, но подумал, что Она не взяла его ни в слуги свои, ни в приспешники потому, что слаб он по-человечески и не нужен ей, к тому же суетен и подвержен греху тщеславия и паче честолюбия. Сам я, вероятно, образец предвечного – холодный и равнодушный, рачительно использующий и проживающий бесконечную жизнь. Потому что и Вералга слишком волновалась временами, думая о сиюминутном, сердилась и на годы отстраняла меня, из-за того, что я советовал ей быть терпимее и добрее.
– Как ты мне надоел! Убирайся прочь! Ты – сама доброта?! Да ты хлад! Тебе все безразлично, потому всё и нипочём! – восклицала она, отправляя меня в очередную «ссылку».
Теперь, узнав её лучше, я привык к этому, исчезал на несколько десятков лет и возвращался после к уже остывшей и соскучившейся в разлуке Исиде. Потому что ни юные и прекрасные любовники из обычных людей, ни вечно умствующий болтливый Мировасор, ни чересчур страстный и неуёмный в этом Орсег, который Вералгу как женщину, впрочем, вообще не воспринимал, но при желании с её стороны и он не устоял бы, конечно, но все эти люди не заменяли ей меня. Все они не удовлетворяли её души, жаждущей такого, как я, спокойного и хладнокровного человека в противовес ей самой, временами слишком нервной и неразборчивой.
Здесь, в Кеми, она обреталась уже которую тысячу лет, и в последнее время ею начала овладевать тоска.
– Наступают последние времена Исиды, Викол…
– Что ты говоришь, культ Исиды существует тысячелетия! – воскликнул я, удивляясь этим словам. Ну да, в последние века все древние Боги несколько поблекли, особенно скоро это стало происходить с приходом греков на здешний трон. Они принесли своих Богов, но не отвергли же прежних.
– Всему приходит конец, Вик, – грустно сказала Вералга. – Придётся искать мне вскоре новое пристанище. Или нам.
Она посмотрела на меня, ну, спасибо, хотя бы не отвергаешь меня вновь.
– Тебе кажется, что влившиеся в Кеми новые народы уничтожат прежних Богов?
– Уже уничтожили. Греки ещё помнили вечный пиетет, что испытывали перед Кеми их предки. Но не римляне. А Рим завоевал все Средиземноморье. Громадная империя. Погляди, ей под стать лишь та, что лежит на Востоке, где ныне Басыр.
– Сто лет назад уже цари Кеми не чтили Богов, самих себя начали объявлять Богами.
– Кратон тоже был объявлен Богом, – возразил я. – И всегда фараон был Богом.
– Да, Кратон стал Богом после того как сгорел в пламени, рождённом гением Ария.
