им встречи. Он имел привычку, как и в данных обстоятельствах, начинать разговор спокойным, дружелюбным тоном, его речь в процессе становилась постепенно все более угрожающей и обвиняющей, а его голос обрастал басами огромной глотки, которые, однако, звучали неестественно, являлись лишь подобием праведного гнева и служили для того, чтобы отвлекать его от холодной и вдумчивой ярости, являвшейся его постоянной спутницей. Алексей Владимирович внушал отвращение и страх всем, с кем общался, хорошо знал об этом и получал удовольствие от этого. Изображая благодушие, он отыскивал слабые места жертвы, чтобы, найдя их, напасть в самый неожиданный момент, и подчинить ее. Потенциальными жертвами для него были абсолютно все, однако, он успешно сочетал безжалостность с демонстрацией кротости и раболепным поклонением вышестоящим лицам, которым он приписывал собственную жестокость, и интересам которых был верен.
Прежде Даниил мог наблюдать манеры Алексея Владимировича только в ординарных обстоятельствах, но прибыв на встречу, он смог оценить весь диапазон его коммуникативных качеств. Алексей Владимирович сперва решил обсудить личность Даниила и представить ему на суд его собственный образ и мотивы, как основанные исключительно на подлости, неоправданном высокомерии и извращенности. Даниил следил за нитью повествования, не пытаясь возражать, тем более, что считал многие суждения Алексея Владимировича правдивыми. Когда Даниил наблюдал собственные смутные представления, встречающиеся с суждениями Алексея Владимировича, как тонущий в воде и небе размытый пейзаж, он неожиданно получил по голове кружкой несколько раз. Кружка отпала от ручки, срезала Даниилу при избиении значительную часть лица, при этом поранив самого Алексея Владимировича. Даниил не почувствовал особой боли, однако, его стало сильно мутить от запаха собственного мяса и крови, осознания того, что его лицо потеряло форму. Даниил отметил, что кружка была довольно большой, тяжелой и уродливой: ранее он подарил Алексею Владимировичу прекрасную чашку из тонкого фарфора с подглазурной кобальтовой росписью – ее черепком тот смог бы снять ему скальп, если бы захотел, но для избиения она не годилась; когда уродливая чашка была разбита, Алексей Владимирович мог использовать новую.
Даниил не мог перестать думать о том, что ничего этого не должно с ним происходить. После того, как Алексей Владимирович разъяснил Даниилу, какой Даниил ни на что не годный педик, и как отцу Даниила повезло, что тот рано умер, пока лицо Даниила съезжало с черепа и опухало, Алексей Владимирович сообщил, что он единственный, кто может помочь Даниилу поправить дела.
Он похлопотал, подыскав Даниилу подходящее и полезное занятие, придумав то, как тот может искупить вину. Если бы не Алексей Владимирович, который вынужден был указать Даниилу на то, что тот сделал неверно, Даниил бы был уже мертв, но дело было даже не в этом, а в том, что Даниилу пришлось бы испытать перед смертью и еще придется, если Даниил не оправдает доверия и доброты
