не то, что пронзал, скорее вырывал все внутри, как пуля со смещенным центром тяжести.
– Вот здесь, – он достал конверт, несмело протянул Гурону. – Фото девки и ее хахаля, номер мобильника, характеристика, координаты ближайшей родни, где они могли бы заныкаться.
– Брось, – сказал Гурон.
Лишь после паузы Савицкий понял, что тот требует бросить конверт на пол, что неудивительно для совершенно пустой прихожей – положить-то некуда. Савицкий согнулся, осторожно опустив конверт на пол. Вот еще один прибамбас Гурона: только свихнувшийся попросит кинуть вещь на пол, когда ее просто можно взять в руки.
– Кажется, все, – рискнул сообщить Савицкий.
Гурон чуть заметно кивнул, и Савицкий принял это, как добрый знак: он может идти.
– Без спешки, – Гурон шагнул к Савицкому вплотную. – Подумай: все сказал?
Савицкий кашлянул, хватанул воздух ртом, выдавил улыбку.
– Д-да. Кажется.
Гурон осмотрел его тело, как будто перед ним стояла молоденькая девушка.
– У тебя часом нет каких-нибудь хитрых штуковин, чтоб твою болтовню записать?
Савицкий, вспотев, выдавил еще одну улыбку.
– Да ты что, Гурон? Я ж… Нет, конечно.
Гурон легонько хлопнул своей медвежьей ладонью Савицкого в пах, и тот едва не завопил от боли, стиснув зубы, хотя это было всего лишь дружеское проявление юмора. Невероятно, но Гурон улыбнулся.
– Тогда можешь линять, – проявил благородство псих.
Савицкий распахнул дверь, готовый смыться, когда лапа Гурона придержала его за плечо.
– Я Бориса все равно навещу – передай ему. Информации – комар насцал.
Они шли часа полтора, и Ростик решил, что достаточно: пора возвращаться к шоссе, ловить попутку. Подлесок располагался далеко от дороги, они с Линдой двигались почти в километре от нее.
Они давно опустошили бутылку, Линда дважды жаловалась, что хочет пить, а еще курить, и Ростик оставил мысль, что им, быть может, вообще лучше не выходить на дорогу, а переждать в лесу, даже переночевать здесь, благо ночи стояли теплые. Конечно, чем раньше они покинут область, тем лучше.
Ходьба – не езда по забитой машинами автостраде, когда Ростик высматривал пост ДПС, и у них появилось время обдумать свое положение. Страх неизвестности и расплаты за содеянное был силен, но Ростик на какой-то момент даже отогнал его, использовав способ, о котором слышал от своего покойного деда.
Ростик как-то заметил, что любая неприятность по прошествии времени блекнет. Он помнил, как злился, психовал в детстве, когда, делая уроки, что-то не получалось и приходилось переписывать, тогда это казалось таким несчастьем. Низкая оценка по контрольной работе вообще воспринималась катастрофой, концом жизни и бытия. Сейчас все эти детские и подростковые «несчастья» вызывали только улыбку, и Ростик напомнил себе слова деда, что в старости точно такую улыбку вызовут проблемы молодости,
