Горбун, затушив окурок о подошву, тяжело вздохнул и тихо произнес:
– Хороший ты парень, Художник, хоть и чернушник. Если на воле что-то понадобится, черкни моим, они помогут.
Мужчина, прищурив глаза, ответил:
– Благодарю. Думаю, не понадобится мне помощь. Недельку отдохну, потом буду искать работу.
Горбун улыбнулся и уверенно сказал:
– Руки у тебя золотые, ты действительно художник от Бога. Жаль, что так скоро отчаливаешь. Работу на воле ты, конечно, себе найдешь, только запомни мои слова: общество всегда пытается уничтожить тех, кто чего-то стоит, так что рви зубами, волком вой, но не дай поработить себя.
Художник быстро отреагировал:
– Свобода, она в голове и в сердце. Иной и в одиночке свободен, как птица в полете, а другой на воле в роскоши, как в кандалах. Так что, Бурый, не в огорчение тебе будет сказано, работа – это естественный и постоянный способ безбедного существования, а воровство – это альтернативный и очень короткий способ того же безбедного существования.
Горбун смял сигаретный фильтр и недовольно проговорил:
– Я тебе так скажу. Будь я правителем, сажал бы не тех, кто из магазина еду крадет, а тех, кто вынуждает людей этим заниматься. Посему ты свою философию оставь для молодняка, меня учить поздно, я сам кого хочешь научу.
Художник громко спросил:
– Чему научишь? Как из магазина булки красть? Или как оставаться свободным человеком?
Горбун усмехнулся и спокойно ответил:
– В нашем обществе это одно и то же.
Художник, жестикулируя, начал говорить:
– Не одно и то же, нет! И поверь мне, я через пару лет стану состоятельным человеком, не воруя и не обманывая людей, а благодаря собственному трудолюбию!
Горбун кивнул и тихо сказал:
– Я к тому времени откинусь, вот и поглядим на твое состояние.
Стоявшие все это время в стороне несколько парней загоготали, а один крикнул писклявым голосом:
– Художник, ты слишком-то не богатей! А то мы откинемся, ограбим тебя, и опять нас закроют не за что.
Художник рассмеялся, махнул рукой и, сцепив ладони над головой, громко ответил:
– Лады, братки, бывайте. Даст Бог – свидимся на воле.
Раздался скрежет. Охранник отпер тяжелую железную дверь и сказал:
– Художник, не много ли барахла с собой взял?
Бывший заключенный спокойно повернулся и, снимая рюкзак, ответил:
– Да ты что, сержант, здесь же только игрушки для сына.
Сержант, подталкивая его в спину, весело проговорил:
– Да шучу я, все в порядке. На проходной можешь вещи не показывать, я договорился. Что-то не видно, чтобы тебя кто-то встречал, ты ж вроде человек уважаемый, сам Бурый тебя провожал.
Художник, пожимая плечами, пояснил:
– Я никому об освобождении не сообщал, хочу сюрприз жене сделать.
Сержант с недоверием посмотрел на Художника и с уверенностью в голосе сказал:
– Зря, обычно такие сюрпризы добром не кончаются.
Художник снова пожал плечами.
– Я все понимаю, но иначе не могу. Тем более что мне тут не далеко совсем, пару дней на поезде – и столица.
Сержант кивнул.
– Ну, счастливо тебе. Надеюсь, больше не свидимся.
Высокая железная дверь открылась, Художник сделал несколько шагов, закрыл глаза и, вдохнув полной грудью, тихо прошептал:
– Здравствуй, свободное общество. Вот и вернулся к тебе твой блудный сын.
Сержант закрыл дверь и через небольшое окошечко проводил взглядом удаляющегося от тюрьмы недавнего заключенного. К нему подошел полковник и, поправив портупею, задумчиво произнес:
– Ну что, откомандировал Художника?
Сержант быстро повернулся, выпрямился и с готовностью ответил:
– Так точно, товарищ полковник.
Начальник уставился в окошечко и сказал:
– Интересный персонаж этот Художник. Отсидел всего ничего, а столько шума наделал.
Сержант кивнул и проговорил:
– Так точно, очень интересная личность.
Полковник повернулся к сержанту, усмехнулся и с уверенностью в голосе сказал:
– Правильно
