сквозь дырки в задвижке и высвечивая дальнюю часть комнаты. Это гарантировало, что его, впрочем, как и пана Свода, и от двери, и из окна не будет видно.
Шыски беззвучно прилег на лавку и прикрыл ноги зипуном. Вскоре и к нему начала подбираться дрема. Где-то далеко уже запели лесные птицы, шумел лес, и вдруг сквозь сон он ясно услышал глухое, низкое «упф», раздавшееся от входа. Казалось, что огромный дворовой пес вздохнул у двери. Но Казик четко помнил, что и в этом доме, и даже рядом, у соседей, он не видел и не слышал собак. Оно и понятно: любая, даже самая захудалая шавка поднимет шум, стоит только в окрестностях появиться кому-то чужому. Наверняка, и к этому тоже приложили руки бандиты. Но если из лохматой охраны никого в округе нет, кто тогда вздохнул у двери?
Шыски снова взбодрился и принялся бдеть, вспоминая, что подобные «упф!» могут произносить и домовые, коих, разумеется, никто не видел, однако, если судить по деревенским разговорам, многие слышали. Отец когда-то рассказывал, что на самом деле хорошо, что домовой не показывается на глаза: увидеть его – к беде. Даже если услышишь, и то – готовься! «Гэта дамавы!» – выстрелило в голове несчастного парня, и по всему телу забегали противные мурашки.
Привыкшие к темноте глаза Казика вдруг увидели, как от черного проема двери отделилась и поплыла к кровати пана Свода тень, …за ней – вторая. Вдруг и перед ним из-за печки вынырнул черный, страшный силуэт. «Чорт!!!» – рвалось из скованной страхом глотки несчастного слуги, но наружу вырвалось только глухое телячье мычание. «Так табе і трэба, – звенело в мозгах Шыского, – вучыў жа бацька: «не кажы ў голас імя чорта», вось табе! Памянуў жа Млілку? Зараз ён на мяне наваліцца і пачне душыць…»
Черная округлая тень и в самом деле рухнула на Казика, но, вопреки слухам об удушениях домовыми, дышать ему было не так уж и трудно. Слегка повернувшись на бок, Шыски без особого труда сбросил нечистого на пол.
У лавки стояла темная фигура пана Свода. Вытирая саблю, он, словно только что покончивший с демонами архангел Михаил, пнул ногой бездыханного «Млилко» и победоносно произнес:
– На тры забака менее будет. Казимеж! Ты крепка сонный. Сказай шесно, халэра, будешь бисса с бандзитам тси илы ньет? Зашем мой ножь сальдата прасиль? Взял аружий – бейся! Я на тьебя расчитать хотел, памагай ты, думал. Зейшас придут ешшо, будешь рубисса?
– Я ж, – задрожал всем телом Шыски, – не ўмею…
– Ха! – рассмеялся Ласт Пранк. – Казы-ы-ык! Не вмеют эти тры забака, патаму шта они мертвый. А ты живой! Знашит, ты больше их вмеешь! Паднимайса. Зарас буде дурака!
– Драка, пан Рычы, – быстро поправил меняющего «серпантин» на пистолетных курках Свода слуга и поднялся с лавки.
Едва Ласт Пранк раскурил фитили, в дом ввалилась следующая тройка бандитов. Шыски выставил перед собой засапожник и напрягся, как струна, готовый встретить врага во фронт, однако тут же разом грохнули три выстрела, и комнату плотно заволокло пороховым дымом. Где-то у окна зазвенело боевое железо.
Казика
