болезнью ногами и руками сидел в уголке. Лицо перекошено. Над диваном висела икона – судя по изображению, католическая. Я машинально перекрестился, уловив удивленный взгляд хозяйки квартиры. Похоже, не ожидала.
– Не ходит? – спросил я.
Янина покачала головой.
– Ест сам?
– Из ложечки кормлю.
Ну, Томка, ну, аферистка! Подсуропила. Ладно…
– Как тебя зовут, герой? – спросил я, подойдя к мальчику.
– И-и-и-ван, – промычал он с трудом.
Твою мать!
– Значит, так, Ваня, – сказал я, приседая рядом. – Сейчас тебя мы обследуем. Давай, положу на животик – мне так удобнее. Не возражаешь?
Он покачал головой. Ну, хоть это… Я взял легонькое тельце и примостил рядом с собой. Положил ладонь мальчику на затылок. Картинка появилась мгновенно: те же красные нити, что и у Маши. Провел руку выше – и там жар. Да еще какой! Блядь! Я убрал руку и повернулся к Янине.
– Случай сложный: поражены позвоночный столб и кора головного мозга.
– Вы сможете?..
Она не договорила.
– Попытаюсь, – пожал я плечами, – но гарантии не даю. Согласны?
– Да! – кивнула она.
– Мальчик будет ощущать холод на затылке и темени – словно положили лед. Вытерпит?
– Не беспокойтесь! – заверила Янина. – Он у нас стойкий оловянный солдатик, – глаза ее повлажнели. – Столько процедур уже прошел! Да, сына?
Мальчик в ответ что-то неразборчиво промычал.
– Тогда приступаем.
– Я могу присутствовать?
– Хорошо, – согласился я. – Только встаньте, чтобы не отвлекать. Мне нельзя терять концентрацию.
Она закивала и отошла от дивана, встав за моей спиной.
– Ну, солдатик, терпи! – сказал я и положил ладонь Ване на затылок.
Жар недовольно пыхнул, когда я обдал его холодом, затем присмирел и стал съеживаться. Интересно! Получается быстрее, чем у Маши. И усилий великих не пришлось применять. Может, дело в возрасте пациента? Запомним. Довольно быстро разобравшись с позвоночным столбом, я перенес ладонь на темя Вани, и вот тут понял, что поспешил с выводами. Жар не желал отступать, полыхая в ответ. Ах, ты, сволочь! Сука! Я усилил поток, напрягаясь изо всех сил. Ну же, ну!.. Я словно давил на резиновый мячик, но тот не поддавался, сопротивляясь. На еще! И вот так! Еще!.. Да сохни же, наконец! «Мячик» вдруг лопнул, разлетаясь угольками. Я выдохнул и стал давить их поодиночке. К тому времени, когда кончился последний, у меня не осталось сил. Я убрал ладонь с головы мальчика и сполз на ковер, опершись на сидушку спиной.
– Михаил Иванович! На вас лица нет! – встревожилась Янина. – Совсем серое стало.
– Издержки профессии, – прохрипел я. – Помогите встать.
Она протянула руку. Я ухватил ее и присел на диван. Подождал, пока организм придет в норму. Вот же идиот! Зачем было так выкладываться? Можно было
