пополнение, верни им их оружие и распределяй на позиции. Нам сейчас каждая винтовка не лишняя. А у них, я смотрю, и пулеметы, и автоматы, и даже бронетранспортер. Да, и каски им наши, советские, выдай, и пилотки. После погибших должны ведь остаться.
– Спасибо, товарищ капитан, – поблагодарил успокоившийся старшина, – доверие оправдаем. В плен больше не сдадимся – ни-ни! Немцы нас хорошо просветили – чудом живые остались. А одежку мы свою вынесли. О! Глядите. Сейчас переоденемся. Еще к вам просьба: два пораненных у нас, – он кивнул на «ханомаг», – там лежат. Им бы дохтора. А еще двоих мы, у немцев, на околице в кустах приховали. Не смогли унести. Может, еще дождутся, когда вернемся…
Утренний удар вермахта смял и разорвал на части оборону 45-й стрелковой бригады. Многие полегли, сражаясь против превосходящих сил врага, кто-то успел убежать, бросив даже оружие, кто-то попал в плен, но довольно значительная часть, организованно отступив в село и сгруппировавшись вокруг штаба, сумела закрепиться, заняла круговую оборону и держалась, потихоньку истаивая, но отбивая одну за другой атаки тоже притомившихся к середине дня немцев. Удалось отступить со своей изрядно поредевшей ротой и капитану Карпенко, два раза получившему повышение после боев в Польше.
Когда передовой отряд фашистов неожиданно прорвался к самому штабу, контратаку возглавил, вспомнив молодость и Гражданскую войну, сам Лисницкий. С фланга вовремя подоспел, мобилизовавший по своей инициативе кашеваров, обозников и прочих нестроевых красноармейцев батальонный комиссар Матвеев, чудом уцелевший после удара уланской саблей по голове в Польше. С трудом и с большими потерями, но «штыком и гранатой» отбились. Где-то там впереди немецкий прорыв удалось закрыть, а прорвавшихся фашистов разбушевавшиеся от пережитого страха не первой молодости и отнюдь не отменного здоровья бойцы перекололи и перебили всех до единого. Даже в плен никого взять не удосужились.
Одно плохо: пока отбивались, шальной шестидюймовый снаряд, пробив тройной накат бревен, разметал штабной блиндаж вместе с рациями, телефонами и людьми. Запасные рации погибли еще до этого, при налете «юнкерсов». Возможно, оставались еще рации в полках и батальонах, но отправляемые на передовую красноармейцы или пропадали или возвращались с известиями, что там уже немцы и нет возможности пробраться. Разметанная взрывами и посеченная осколками телефонная связь большей частью тоже приказала долго жить, а посылаемые на линию связисты гибли один за другим, не успевая ликвидировать порывы.
Выступление товарища Сталина в полдень в штабе бригады так и не услышали, о том, что Советский Союз официально вступил в войну против Германии и Венгрии – не знали. Но зато они хорошо видели массированные атаки родной авиации на прорвавшегося в нескольких километрах севернее противника, после которых вверх чуть ли не сплошной пеленой поднимались черные клубы дыма; видели в бинокли победные воздушные схватки, оставлявшие небо за эскадрильями краснозвездных
