Давай!
Сам зажег шмеля, поставил котелок с супом, который вывалил из консервной банки жуткого вида. Я глянул на этикетку на банке: корейский суп. Где-то в области пупка возникло неприятное предчувствие. Михаил причмокнул, стоя на корточках перед шмелем с котелком, и закричал:
– Ммм, этот суп приправлен перцами! Фаршированными перцами! Это лучше, чем лечо! Даже лучше чили! Это не Индия тебе! Это Корея! Понимаешь?! Корея! А там народ знает море! Морской народ – морская еда! Настоящая пища для моряка!
Он еще раз многообещающе чмокнул губами. Суп стал быстро нагреваться, разваливаясь и пузырясь; в нем заиграли подозрительно синие оттенки, чадил он пуще, чем мотор; вонял каким-то гнилым шашлыком, тлевшим третьи сутки… Я даже ложку не взял – сказал, что лучше буду править на огоньки. Но Михаил бросил якорь.
– Есть будем в тишине, – в поэтической эйфории пробормотал он, облизывая ложку. – Постоим, послушаем плеск волны о борт нашей, нашей собственной лодки. Это даже вам не машина, это лодка! У тебя, Жень, была лодка в Ялте? – стал приставать ко мне Михаил. – Нет? Почему? Ты что! Лодка это не что-нибудь, а выход в море! Машина что? Сел да поехал. Без стереосистемы машина ничто. А тут и удочку кинуть можно, рыбину поймать. А рыба – это деньги! Я ходил в магазин. Я приценился. Килограмм трески… килограмм трески стоит сто крон, сто! Это же деликатес! А мы наловим и по пятьдесят продавать будем! Тем же беженцам! Да они с руками оторвут! Особенно арабы в Рамадан! Им же ничего, кроме рыбы, жрать нельзя! А китайцы! Тут, кстати, их много. Они же рыбу уважают. Пойдет – только в путь! Будем ловить каждый день по восемь – десять часов! Как на работу в море выходить будем, ни дня простоя! Морозилка у нас есть, и себя прокормим, и продадим. Сколько денег! И все откладывать будем! На машину, чтобы развозить рыбу! Мы ж в какой жопе живем, пешком, что ли, ходить? Купим наконец нормальную машину, с техосмотром, с номерами, не развалюху какую-то, а машину! Уже через месяц сможем позволить. Я уже ходил тут, приценился – за десять штук «жига» стоит, красавица! Глаз не отвести! Только после ремонта, все как надо. Будем ездить – никто не поймает. Новая машина, новые номера, новая жизнь! Никто не просечет!
Я так и не притронулся к супу, довольствовался бутербродами, которые Михаил выдал мне неохотно, сказав, что я посягнул на неприкосновенный запас. Иван замычал про шнапс.
– Шнапс само собой, – успокоил его Михаил. – Шнапс – это святое! Сам Бог велел! Подставляй стакан, братишка, давай остограммимся и – вперед навстречу ветру! Эх, а представьте, парус поставить и колонки! Врубить «Металлику» и – в открытое море! Это ж будет вообще…
Мы завелись. Поползли. Снова трясло, качало, летели брызги. Мы вышли из-за мыска, и вдруг ветер ударил, волна поднялась. Сквозь темноту недалеко от нас шел огромной глыбой паром. У меня сердце сжалось в орех. Нас чуть не опрокинуло. Я глянул на шкипера.
– Это на Киль он идет, на Киль! – кричал осведомленный Михаил, едва справляясь с собой.
В полной темноте.
