человека, как море обтачивает скалы, создавая из его первоначального несовершенства нечто правильное и достойное.
Любовь и море всегда казались мне прекрасными партнерами, похожими и непохожими друг на друга. В каждом из них была и буря, и безмятежность, мощная безудержная сила, сменяющаяся податливой, обволакивающей слабостью.
Любовь вмегда оставляет людей в недоумении. Она оглушает, озаряет, ослепляет, делает тебя беспомощным и при этом необыкновенно сильным. Она соединяет противоположности, разбивая все твои наработанные в течение жизни правила и установки. Заставляет идти против себя, расширяет границы, делает тебя больше, масштабнее, шире и выше. Она взращивает тебя, как строгая, но заботливая мать, отлучающая трехлетнего ребенка от груди ради его же блага, свободы и независимости. Делает тебя собой и впервые открывает тебе твою истинную сущность.
Когда-то люди обожествляли море. Точно так же я всегда обожествляла любовь. Я знала, что она, как и море, накатывает полноводными, всепоглощающими приливами и остужает пыл мучительными, обнажающими раны, отливами. И когда тебе наивно кажется, что ты познала ее целиком и больше не зависишь от частой смены её настроений, жестоко и без снисхождения снова ставит тебя на место и дает понять, что если и есть на этой Земле что-то могущественнее и сильнее человека, так это она.
Любви неведомо сострадание. Она не щадит, не сочувствует, бьёт больно и безжалостно. Ведь нет ничего слаще горечи любви, и нет ничего прекраснее её надменного, величественного и молчаливого распятия. Каждый, кто хотя бы раз вкусил её незабываемый сладковато-горький вкус, никогда не пожелал бы избежать этого смертоносного и губительного яда.
…А потом был поцелуй. То, что я хочу поцеловать Джемиля, я почувствовала еще на первом свидании на пирсе. Но это было бы слишком просто. Поэтому я решила до последнего не сдаваться, хоть и понимала, что сама продержусь недолго. Всячески уклоняясь и оттягивая момент, я все-таки не смогла этого избежать. Это было странно и непривычно. Настолько, что я с трудом прервала этот энергетический поток магических ощущений и сказала, что мне пора идти…
Чуть позже я заметила, что Джемиль немного сконфуженно чувствует себя на наших встречах. Он как шпион постоянно озирался по сторонам и старался лишний раз не мелькать со мной около рецепшн. Объяснял он это тем, что начальству лучше не знать про его отношения с постоялицей отеля. Даже специально брал фотоаппарат, чтобы наше совместное шествие выглядело не как свидание, а как рабочая встреча, то есть фотосессия. А я-то думала, что работникам гостиниц их боссы даже приплачивают за романы с туристками, и это отличный способ привлечения дополнительной клиентуры на курорт. Когда мой кавалер услышал об этом, он долго не мог поверить, что среди русских действительно ходят такие ужаснейшие и нелепейшие слухи. Да нет, почему именно среди русских… Об этом я узнала из американского фильма «Грязные танцы».
На следующий день я, как ленивый морской котик, вальяжно лежала на пирсе с закрытыми глазами и впитывала влажной солоноватой кожей безжалостные лучи южного солнца. Мне всегда нравилось это опасное удовольствие. И я совсем
