котором вы пребываете уже много лет.
– Не понял, – пожал плечами пан Тюха, – то есть всё это время, виходит, мы все спали?
– Получается, что так.
– А сейчас, значит, – продолжал допытываться пан Тюха, – вы хотите нас разбудить?
– Да, чтобы вы посмотрели на всё открытыми глазами… чтобы вы пробудились от того гипнотического транса, в котором пребывает вся страна… чтобы вы стали пробужденными…
– Что вы хотите этим сказать? – вскинулся вдруг пан Тюха, озарённый неожиданно пришедшей в его голову мыслью, – что ваш магистр снова будет погружать нас в свой гипноз? И где же он? В вашем бусике… тоже есть тайная видеокамера?
– Да, – призналась Агния и показала пальцем в потолок у себя над головой.
Миниатюрная камера, действительно, едва выглядывала из обшивки салона.
– И он сейчас нас видит? – спросила фурия Ульяна.
– Да, – сконфуженно улыбнулась Агния.
– Вы видите нас, Лаурис? – спросила его фурия Ульяна, помахав рукой в камеру.
– Да, я всех вас вижу, – ответил знакомый баритон.
– Это что же выходит, леди и джентльмены, – опешила фурия Ульяна, – куда бы мы не попали, Лаурис везде видит нас?
– А в номерах тоже установлены видеокамеры? – забеспокоился о. Владимир.
– Нет, в номерах, нет, – замотала головой Агния, – только в холле и в ресторане. И ещё в нашем бусике.
– И всё? – засомневался сатир Юлий?
– Ну, ещё несколько штук в центре города. Так вот, – продолжила она, переключая внимание, – для полного погружения в эту новую гиперреальность…
– О, какого интересного дискурса вы коснулись, – вновь перебила её фурия Ульяна, вставив любимое словечко. – Вы правы – гиперреальность, метамодерн – это именно то, что у нас сейчас происходит.
– И что это походу означает? – поинтересовался пан Тюха.
– Сартр – это не всерьёз, модернизма больше нету. Я такая пост-пост, я такая мета-мета, – с заметной иронией в голосе напела певица Карма песенку Монеточки.
– А если серьёзно? – усмехнулся пан Тюха.
– Метамодерн означает колебание, – чётко пояснила ему щебетунья Ульяна, показав перед его глазами пальчиком, как двигаются щётки на лобовом стекле, – туда-сюда, от иронии к серьезности, от любви до ненависти, от реальности к виртуальности. А началось все с того, когда вживую показали абсолютно нереальную картину разрушения башен-близнецов. То, что казалось незыблемым, как например, собор Парижской богоматери, вдруг на глазах у тысяч людей сгорел.
– А я как раз вела стрим этого пожара, – вспомнила Карма, – когда находилась совсем рядом от Нотр-Дам.
– Да, я помню эти слёзы на твоих глазах, – кивнула Леся, – когда у тебя за спиной горела крыша.
– У нас такой нереальной реальностью, – вздохнула Агния, – были живые люди, которые пылали, как факелы от «коктейлей Молотова».
– Наш
