и запутанные, потом исчезал из города до поздней осени то шишковать в тайгу, то просто погостить у матери в дальнем селе, но к зиме всегда возвращался и неизменно находил приют у Чумакова.
Чумаков верил в талант Сени и полагал, что все эти мытарства, запои и срывы характерны для большого художника, не умеющего жить по общим законам и постоянно ищущего себя.
Он познакомился с ним года три назад у общих знакомых, куда Сеня забрел в поисках даровой выпивки. Сеня был в рваном свитере, одетом на голое тело, в джинсах, запачканных краской и гипсом, картинно залатанных разноцветными лоскутками. Он молча пил, сидя в уголке на полу, покуривал и в разговоры не вмешивался.
– Кто это? – спросил тогда Чумаков хозяина дома.
– Да так, – поморщился тот, – бич один, надоел хуже горькой редьки, и выгнать неудобно.
Чумаков искоса взглянул на Сеню, и вечно ноющая совесть его тут же нашептала ему, что этот человек одинок и несчастен, что его никто не любит, ему негде жить и нечем заплатить за обед, что в этом большом городе, продутом зимними ветрами, нет ни одной души, способной согреть его или хотя бы выслушать до конца все то, что он мог бы сказать. «Это мой», – удрученно сказал Чумаков своей совести и, не жалея нового костюма, сел на пол рядом с Сеней. Тот не подвинулся, но и не отверг непрошеное соседство и только, скосив глаза на Чумакова, хрипло спросил:
– Доктор?
Чумаков согласился.
– Гипс достанешь?
– Достану.
– Ладненько. Давай адрес, завтра приду.
Чумаков молча написал адрес и вдобавок нарисовал схему, как лучше проехать и как найти дом.
– Не связывайся с ним, – предупредил Чумакова хозяин. – Он пьяница и бездельник, к тому же наглый до предела. Ты его в дверь, а он в окно.
– Вот я и освобожу вас от него, – усмехнулся Чумаков. – У меня окна широкие.
– Да он же тебе на шею сядет! – возмутился хозяин. – Ты ведь добренький, не скинешь.
– Не добренький, а добрый, – поправил Чумаков. – У меня шея крепкая, ты за нее не беспокойся.
– Эх, Вася, – вздохнул хозяин, жалея, – и охота тебе с такими валандаться? Прекрасный хирург, уважаемый человек, а ни семьи, ни заботы о будущем. Думаешь, если попадешь в беду, такие вот спасут? Разбегутся, как крысы, кто куда. А тебе и стакан воды подать будет некому. Женился бы лучше.
– Ради стакана воды в старости? – съязвил Чумаков. – Не слишком ли дорогая цена?
– Странный ты человек, не то женолюб, не то женоненавистник.
– А это одно и то же, – сказал Чумаков, посмеиваясь. – Я люблю женщин и жалею их, но почему я должен предпочитать какую-то одну всем остальным? Это нечестно.
Хозяин покосился на свою жену, хмыкнул и подмигнул Чумакову. Сеня поднялся, шатаясь.
