фигуры в богатой, но изодранной одежде под вывеской "Портер и сотерн". Они тщательно выговаривают слова и скрупулезно выверяют движения, свирепо пошатываясь. Далее – выфранченный драгун у прилавка с изукрашенной конской сбруей на любой вкус и по любой цене. На лице драгуна – неподдельное счастье. Чуть левее – зубодер, принимающий под открытым небом. Он весь в желтом – выглядит очень оптимистично, по контрасту с нечеловеческими пытками, которым он подвергает клиентов. Он ловок, как карманник, и улыбчив, как коммивояжер. В глубине сцены – монополька, торгующая баснословно дешевым вином «Муха». Вокруг – плотная толпа алчущих реккельских лаццарони. Рядом – чумазый торговец вненациональной наружности. Он зазывает честной народ на стаканчик крюшона – жалкая попытка приобщить людей к прекрасному. Тут же нуждающимся составляют раствор для победы над похмельным синдромом: 25 капель мятного спирта на стакан воды. Выпить залпом. У дома с квадригой на фронтоне ясноглазый рапсод поет о птице счастья завтрашнего дня. Заглушая эти серебристые звуки, ярко-малиновое рыло горланит: "Отец торгует на базаре, мамаша гонит самогон, сестра гуляет на бульваре – деньжонки прут со всех сторон". За спиной этого исполнителя разворачивается дикая свара: насмерть бьются две необъятные торговки в крестьянских одеяниях. Из нутра Рыночной площади тянет тухлятиной. Представление в разгаре.
За волнующимся человеческим морем угадывалась характерная архитектура Старого моста, а еще дальше, на противоположной стороне Кельрона – ажурное здание с двумя узкими и высокими башнями. Мариусу этот пейзаж был знаком. Пару раз он ездил в Реккель для продажи меда с пасеки Толстого Миха. Расмус же оказался в славном городе впервые и потому вертел головой во все стороны.
– Что это? – спросил он, указывая на ажурное здание.
– Дом для блядей герцога Тилли, – ответил Мариус с видом знатока.
Уго расхохотался, показывая здоровые, крепкие белые зубы:
– Не совсем так, друг Мариус! Это – отель герцога Тилли. Здесь его светлость останавливается, когда ему приходит в голову идея посетить наш город. Ну и, конечно, женщин своих здесь имеет – тут ты, братец, прав.
На площади происходило кое-что необычное. Бросалось в глаза изобилие стражников в красно-желтых мундирах. Они то и дело нарушали естественный рабочий ритм площади, взрезая людские толщи, задерживая того или иного обывателя по своему усмотрению, опрокидывая прилавки вместе с товаром. Эти хамы дошли до того, что нарушили ход поединка боевых кабанов. Народ, наблюдавший за схваткой, недовольно заурчал. На кабанов были сделаны ставки. Что ж, пропадать им? Да и вообще, бой кабанов – это святое. Единственный, кто мог сказать спасибо стражникам – желтый кабан. Он явно проигрывал, и, весь в крови, тяжко дыша, жалобно привалился к деревянному барьеру. Его соперник, кабан красный, яростно вертел головой, удерживаемый целой толпой загонщиков. В его глазах умерло все, кроме дикой ярости. Он жаждал крови.
