голову и лицо обильной пеной, кто-нибудь подходил сзади и резко сдёргивал с него трусы до колен. Под общий гогот несчастный пискляво возмущался и вновь натягивал мокрые трусы. Но стоило ему вновь намылить голову, как кто-то опять с него их стягивал. Вычислить конкретного виновника Шланг не мог. Все знали, что у него была предельная близорукость, а без очков в бане он был настоящим слепым кротом и мальчиком для коллективного воспитания.
Однако Шланг держался стойко и не переставал мыться в трусах, невзирая на многочисленные выпады своих однокурсников. Но и у его сотоварищей терпения тоже было не занимать.
Был в наших рядах один нагловатый паренёк по кличке «Шарон», весьма смелый и изрядно избалованный жизнью. Отец его был участником Великой Отечественной войны, полковником, Героем Советского Союза, а вот сын был воспитан на ниве вседозволенности и фривольности, пользуясь отцовскими заслугами. Шарон органически не переваривал Шланга и громче всех требовал, чтобы тот мылся как все без трусов. Видя, что метод публичного снимания трусов не срабатывает, он исподтишка отвешивал Шлангу по заднице ощутимых пенделей, пока тот намыливался, или перекрывал ему воду в душе. Но, увы, ничего не действовало на мамочкиного сыночка.
– Какая падла пинается, – орал каждый раз возмущённый Шланг, – узнаю, кто это делает, убью!
Все смеялись, но обидчика не выдавали.
– Ну что с ним делать, чтоб мылся как все без трусов? – однажды посетовал мне Шарон.
– Налей ему одеколон «Шипр» или скипидар на задницу или передницу. Сам снимет трусы и будет тереть оные места мочалкой, пока печь не перестанет, – посоветовал ему я полушутя.
– Хорошая идея, Режиссер. Спасибо. Одеколон «Шипр» имеется, но я постараюсь придумать что-нибудь поострее.
– Смотри, не переусердствуй.
Похоже, что Шарона осенила другая творческая мысль. Пусть не самая лучшая, но своя. Однажды, на очередной помывке в бане обозлённый Шарон взял кусок хозяйственного мыла и с помощью перочинного ножа выточил из него что-то наподобие морковки. С самодовольным видом подошёл незаметно к Шлангу и в тот момент, когда тот нагнулся за тазиком, Шарон быстро присел, сдёрнул с несчастного трусы и вогнал ему в задний проход скользкий кусок заострённого мыла. Бедняга Шланг от неожиданности и испуга вскрикнул, упал навзничь, поднатужился и выстрелил мыльным колышем прямо в физиономию своего обидчика вместе с фекалиями. Шарон, от ужаса случившегося, отпрянул назад, но поскользнулся и растянулся на кафельном полу с перемазанным лицом буро-зелёного цвета. Народ взревел от хохота. Зрелище было неописуемым, позор несмываемым, а настроение превосходным. Это был самый смешной цирковой номер в однообразной курсантской жизни.
На этом история не заканчивается.
Отцы-командиры ограничились воспитательной беседой и не стали наказывать Шарона, видимо считая, что мамочкиного
