наш новый друг, увидев наше «семейство», готовое к пикнику, едва ли не откусил от удивления сам себе язык. То, что вчера вечером называлось «Я буду рад Вас видеть», сегодня утром превратилось в немую сцену с оцепенением всего организма. Впереди процессии гордо шествовала Ната на тринадцатисантиметровых шпильках. За ней шли три румбоя и тащили за собой четыре чемодана, злобно посматривая друг на друга. До этого они минут пятнадцать ссорились на тему – кому достанется наиболее тяжелый чемодан. И за ними скромно плелась я, перекинув через плечо любимую сумку и радуясь любимым кроссовкам. В конце – концов, никто не говорил о том, что нас ждет званый ужин у президента, а значит, я вольна одевать то, что считаю нужным. Логично?
Вполне.
– Доброе утро! Мы готовы! – Ната вытянулась струной перед Ильнесом.
Я помахала приветственно рукой. Театральная пауза явно затянулась. Ильнес переводил совершенно квадратные глаза с чемоданов на Нату, потом на меня и опять на чемоданы.
– Ну, мы едем? – хозяйка багажа явно изнывала от нетерпения.
– Эээ… Да. Доброе… Эээ… я несколько… То есть – это Вам зачем? – Он указал на сумки кивком головы, и прежде чем Ната успела пуститься в долгие объяснения, которые вполне могли бы сорвать любую поездку, я сказала:
– Это – стратегический запас на случай войны, катаклизмов, Армагеддона и рабства. Пожизненного. Короче это неприкосновенный запас.
– На один день? – Уточнил молодой человек.
– Угу. – Ответила я тоном, словно это само собой разуметься.
Ната преданно смотрела в глаза всем – от румбоев до меня. Честное слово – щенок спаниеля. Наивный. Доверчивый. Непроходимо глупый.
– Это… Это придется оставить. Я не то, чтобы против… Но… эээ… это явно лишнее.
Следующий час у нас ушел на приведение в чувство Наты, которая почти что грохнулась в обморок от такой наглости. Если маникюр и свидание она пережить еще могла, то вот расставание со своей одеждой, обувью и косметикой – уже перебор. В итоге мы нашли компромисс. Ей разрешили взять косметичку, а я ей пообещала двухдневный шопинг. По возвращению. Ко входу подъехала черная машина, разумется, с тонированными окнами, разуметься. Водитель каким-то шестым чувством понял, что мы погрузились и усадили одну особую Мадам на место, пристегнули, на всякий случай, и только тогда тронулся с места. До аэропорта ехали молча.
Нас провели мимо регистрационных стоек и зоны досмотра. Впереди бежала смуглая девушка с рацией, болтающейся на цепочке и с черной папкой в руках. Она нас встретила у дверей, бледная, не смотря на свою смуглость, как смерть, словно увидела призрака и тут же пустилась рысцой, расталкивая пассажиров и охрану. По мановению ее руки перед нами распахнули двери, у которых нас ждала уже служебная машина аэропорта, которая и отвезла нас к самолету. Никакого тебе паспортного контроля, никакого тебе досмотра. Ната восхищенно озиралась вокруг, гордая своим особым положением и искренне пыталась угнаться за нами на шпильках.
Самолет
