быть интересных людей!
– Почему же ты не выяснила это за те три месяца?
– Не успела. И так всегда: только выдохну после предыдущего, освоюсь, как мы снова отправляемся в новый город.
– А отец? Разве он успевает познать город как следует?
– Удивительно, но да…
В шуме улицы послышалась скрипка. Я замер, выясняя место источника музыки. Выяснив, я рванул, схватив за руку Марлен.
– Куда ты бежишь?
– А ты не слышишь?
– Что? О чем ты?
Только когда мы очевидно близко подошли к музыке, она поняла, что я имел в виду.
– Скрипка? – пренебрежительно спросила она.
– Да!
– Мы неслись, пробираясь через толпы людей, только ради скрипки?
– Да…
Она собиралась уйти, но я взял её за локоть, развернул к себе лицом и вопросительно посмотрел.
– Что? – спросила она.
– Ты же человек музыки! Разве тебя не трогает эта скрипка?
– Я человек высокой музыки, – в её голосе послышалась нотка высокомерия. – Я выступала в одних из лучших залах Германии, в Париже и Риме!
– Какое отношение это имеет к этой прекрасной скрипке, которая разрезала гундящий шум улицы и обратила её в большую музыкальную шкатулку?
– Не говори ерунды и не романтизируй попрошайничество. Я знаю, что такое настоящее искусство.
Я ничего не ответил, глубоко спрятав свою обиду. Я посмотрел на скрипача: его глаза были закрыты, а рука плавно летала из стороны в сторону, он играл «Адажиетто» Малера из пятой симфонии. С каждой минутой людей становилось больше вокруг него, они смотрели и даже не перешёптывались. Я огляделся и обнаружил, что Марлен ушла. Но мне не стало грустно, я не бросился её искать – я был обижен её словами. Неужели она правда считает так, неужели она правда не видит красоты в этом уличном, но талантливом музыканте? Она не видит красоты в простом, подумал я. Вот почему ей не удавалось понять красоты, живя в разных городах. Она окружена только роскошным, из-за этого не может оценить простой искренности. Я думал об этом, смотря в пустоту маленькой площади, где уже собралась целая туча народу. Внезапно скрипач перестал играть – и площадь заполнили громкие аплодисменты. Аплодировали люди рядом и вдалеке, жители ближайших домов выглядывали из окон и аплодировали. Казалось, аплодировал весь город, и я, пробудившись от своих размышлений, тоже начал аплодировать, затем посмотрел на скрипача: он неподвижно стоял, медленно оглядывая аплодирующих ему людей. Я видел, как в его зелёных глазах отражался жёлтый свет фонарей, как его рот замер в скромной улыбке. Марлен никогда не услышит таких аплодисментов, выступая в самых лучших залах мира, подумал я. Через полчаса маленькая площадь опустела, и я пошёл домой.
На следующий день я получил от Марлен письмо.
Мой хороший Роберт, не обижайся на меня за вчерашнее.
