медленного сна.
Шипулин задумался.
– В конце концов, вы пришли к нам за помощью, – продолжала она, – а прежде чем лечить, мы должны разобраться в проблеме. Модафинил вас не спасет.
Мужчина хранил молчание, судорожно сцепив пальцы на животе. Наконец вздохнул, пробормотал:
– Ладно, попробуем. Но обещайте, что сразу меня разбудите, если вдруг я… хм… мама-то моя пыталась, но безуспешно.
Инга вспомнила, что у Буковского сердце тоже было в полном порядке, но чем это закончилось? Она вздрогнула, по спине пробежали мурашки, а в душе стало тревожно. Нахлынули сомнения: правильно ли она поступает, склоняя Шипулина к полисомнографии с применением снотворного? Если нет, то какие имеются альтернативы? Никаких – в эту ночь или в следующую он умрет, покончив с собой, если раньше сердце не откажет. Необходимо рискнуть, чтобы добиться хоть какого-то результата. А если вспышка аутоагрессии, как у Буковского? Здесь, под наблюдением нескольких человек (а она оставит на дежурство всю лабораторию в полном составе!), он будет в большей безопасности, чем дома с престарелой мамой.
– Валентин, мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь вам, – нейтрально ответила Инга, – мы не можем что-либо гарантировать, поскольку случай у вас необычный, но обещаю – приложим все силы.
– Договорились, – поникшим голосом произнес пациент.
– Замечательно! Тогда прямо сейчас спуститесь, пожалуйста, в администраторскую и заполните все необходимые бумаги, а вечером к десяти часам ждем вас в лаборатории. Захватите с собой личные вещи и предметы гигиены – у нас вам придется провести несколько суток.
Инга поднялась, Валентин встал навстречу.
– Всего доброго! – сказала она.
– И вам, – хмуро ответил он, сделал шаг к двери и замер. Затем обернулся к врачу, собираясь что-то сказать, но в последний момент передумал, устало махнул рукой и, не говоря ни слова, покинул комнату.
Сразу после ухода пациента Инга вернулась в ординаторскую и проинформировала сотрудников о предстоящем сеансе полисомнографии и о своем решении привлечь всю группу к наблюдению. Веньяминов с тяжким вздохом схватился за бороду, Малинина недовольно хмыкнула, а Мирошниченко вдруг заулыбался шире обычного. Инга строго взглянула на него, даже принюхалась, не несет ли спиртом.
– Не вижу повода для веселья, – резко бросила она, – случай – серьезней некуда, и мы обязаны проследить за тем, чтобы в этот раз конец сеанса не оказался столь же драматичным, как у Буковского.
– Да ради бога, – благодушно произнес лаборант, довольная ухмылка не сползала с его лица. – Всегда рад помочь науке!
– Ага, – ехидно встряла Малинина, – особенно когда альтернатива – отправиться на день рождения тещи.
Мирошниченко повернулся к посмеивающейся коллеге, собираясь отвесить какую-нибудь колкость, но Инга была не в настроении выслушивать их пикировку и громко объявила:
– Дима,
