стою на своем.
– У меня есть свой экземпляр, но проблема заключается в том, что я уезжаю на две недели. Племянник позвал провести отпуск с его семьей. Они меня впервые так приглашают. – Лицо его радостно освещается. – Исключительно любезно с их стороны, хотя наверняка это его Стелла убедила. Чудесная женщина. И я согласился. Тем более в Испанию… – Он весело подмигивает. Потом, помрачнев, добавляет: – В общем, я должен это кому-то отдать. – Видимо, его огорчает вся эта история.
Меня мучает совесть, но я не могу выполнить его просьбу. Ну как это я возьму себе ключи от совершенно посторонних людей? Абсурд. Не желаю в это ввязываться. Мое дело сторона. Да, я за тобой наблюдаю, но… нет, я не могу. И меня не растрогает его встревоженное, растерянное лицо. Черт, будь у меня работа, я бы знать ничего не знала о дурацких проблемах моих соседей, и они отлично решали бы их без меня.
– Ну, может быть, вы отдадите их мистеру и миссис Мэлони?
Представления не имею, как их зовут. Четыре года живу в соседнем доме… а ведь они каждый раз поздравляют меня с Рождеством и на открытках ставят свои имена.
– Да, наверное, это мысль. – В голосе у него сквозит большое сомнение.
Я знаю, почему он сомневается, – не хочет втравлять их в лишние проблемы. Когда ты в очередной раз заявишься в невменяемом состоянии, ни чете Мэлони, которым уже за семьдесят, ни Мерфи или Леннонам, которые примерно того же возраста, общаться с тобой не стоит. Он прав, я отлично это знаю, но все равно не могу.
– Может быть, все же передумаете? – на всякий случай спрашивает он.
– Нет, – твердо заявляю я и решительно мотаю головой. Ни за что не желаю в этом участвовать.
– Понимаю. – Он кивает, слегка поморщившись, и убирает конверт за спину. Пристально смотрит мне в глаза, и я знаю, что мысленно он представляет себе сцену, разыгравшуюся сегодня ночью. – Вполне вас понимаю.
Мы прощаемся, и доктор Джеймсон отступает назад, на дорогу, где его едва не сшибает «скорая», но, по счастью, в последнюю секунду я успеваю выдернуть его за рукав обратно на тротуар. Мы оба автоматически смотрим на твой дом, нас, видимо, посещает одна и та же мысль, однако «скорая» останавливается возле дома Мэлони, и парамедики стремительно исчезают за дверью.
– О боже милостивый, – бормочет доктор Джеймсон. В жизни своей не встречала человека, который вставлял бы в разговор столько архаических выражений.
Стоя рядом с ним, я вижу, как из дома выкатывают носилки с миссис Мэлони, она в кислородной маске. Носилки быстро погружают в «скорую», следом идет мистер Мэлони. Лицо у него совершенно серое, он совсем подавлен. В душе у меня что-то переворачивается. Надеюсь, это не моя вина. Надеюсь, ее сердечный приступ случился не потому, что у меня гремел отбойный молоток.
– Винсент. – Мистер Мэлони замечает доктора Джеймсона. – Марджори… – Вот как зовут его жену. Мне ужасно стыдно, что я не знала этого.
– Я пригляжу за ней, Эдвард, – обещает мистер Джеймсон. – Два раза в день? Еда в буфете?
– Да, –
