моей что-то покачнулось, я отшатнулся и сел на землю.
7
Я сидел на утренней апрельской земле, отделившись от нее тонким слоем весенней куртки, и потел под розовыми лучами восходящего солнца на виду у моих потрясенных детей. Силы оставили меня.
Наверное, в первый момент это было смешно – сидящий на земле папа. Может, дети решили, что папа сел нарочно, чтобы их рассмешить. У дочери сквозь рыдания прорвался смех, а сын рассмеялся, не скрывая удовольствия. Однако когда отведенное для шутки время истекло, а папа продолжал сидеть, они почувствовали неладное и примолкли, приоткрыв рты и глядя на меня испуганными глазами.
– Папа, вставай! – наконец произнес сын. Он нерешительно подошел ко мне, подсунул руки под мышку моей отставленной руки и стал тянуть вверх. С другой стороны подошла дочь, заглянула мне в лицо и попросила:
– Папочка, вставай, а то заболеешь! Ведь земля холодная!
– Такая же, как луна? – через силу пошутил я непослушными губами и попробовал улыбнуться.
– Ну, папа, ну, вставай! – испуганно затормошил меня сын.
– Ну, папочка, ну вставай! – захныкала дочь.
Я почувствовал, что дети вот-вот разревутся, и собрался с силами.
– Все, все, встаю! Ну, не ревите! Ну, что за дети у меня – плаксы! – заговорил я, как можно тверже.
Повернувшись вокруг отставленной руки, я перекатился и встал на одно колено, затем подтянул и поставил рядом с ним другую ногу. Растопырив пальцы рук, я уперся ими в землю, как бегун на низком старте и медленно выпрямил ноги, а потом разогнул спину. Наверное, именно так впервые вставала на ноги та обезьяна, которая потом превратилась в человека. Теперь так встают с земли ее пьяные или побывавшие в нокауте потомки.
Я стоял на дрожащих ногах, бледный, потный и слабый, охваченный новым для себя ощущением физического бессилия. Вокруг меня хлопотали дети, стряхивая пыль с одежды.
– Вот молодцы! Вот спасибо! – едва шевелил я языком, пробуя гладить дрожащими ладонями их ускользающие головы.
– Папочка, а что это с тобой было? – спросила дочь.
– У папы просто закружилась голова! Правда, папа? – как всегда, опередил меня сын.
– Правда. Закружилась. Сейчас пройдет, – согласился я.
И действительно – все прошло так же внезапно, как и пришло. Слабость вдруг исчезла, силы вернулись и утвердили меня на земле. Убедившись, что порядок в голове восстановлен, я еще раз прошелся по одежде, стряхивая остатки пыли, и, возвращаясь к родительским обязанностям, заторопил детей:
– Ну, все, все! Хватит отдыхать! В школу опоздаем!
Дети послушно развернулись и, как утята зашлепали впереди меня. Сын несколько раз оборачивался, пытаясь начать разговор, но я подгонял его словами «Потом, потом, некогда!», и вскоре мы добрались до школы.
– Ну, все! Пока! – сказал я, когда мы уперлись в металлическую решетку, за которой располагалась школа.
Дети остановились и обернулись.
