не смогла. Вела она себя вроде бы естественно, и подозревать ее во лжи не было особых оснований. Но я, не забыв ее прошлой игры, сейчас уже не мог безоговорочно верить Полин.
Нам предстояло еще много работы; очень важно было раскопать побольше информации о Ларсе Слэйтере. У меня не было никаких сомнений, что у парня имеется внушительный «шкаф» для хранения своих «скелетов», и вряд ли он жаждет их демонстрировать. Талантливый «ботаник», похоже, был не так прост, как Полин Форестье. Хотя кое-что в этой тихой, серенькой мышке заставляло меня призадуматься. Интересно, какое мнение составил о ней Фрэнк? Пока его глаза, ставшие почти синими благодаря искусственному освещению, с сочувствующей нежностью и симпатией взирали на предмет моих противоречивых и сложных размышлений. И самое главное, интерес Тодескини к девушке был искренним! Я не мог и не хотел этому верить! Неужели все, окружающие меня личности, включая Клео(!), перманентно лицедействуют? Или мы все так противоречиво устроены?… Проявляем сочувствие к харизматичному преступнику, но можем походя смертельно обидеть близкого человека? Мой мозг вновь попытался устремиться к своему любимому занятию – бесплодному философско-созерцательному «мыслеблудию», но внутренний голос (мой или «шизофренический»?) гаркнул моим нейронам: нет(!), и серое «думающее вещество», по-видимому, испугавшись, вернулось к нашим баранам, то бишь – к Фрэнку и Полин.
Я попросил девушку подробнее рассказать о дневнике профессора Биггса. Хотя ничего нового к той, ранее сказанной и размытой, информации, она не добавила. Но меня грела мысль, что благодаря мисс Форестье у нас теперь есть адрес психиатрической клиники (хотя Полин утверждала, что это не клиника, а пансионат для одиноких людей), где проживала ее мать.
Поев свинину в сидре, оказавшуюся действительно очень вкусной, мы выпили кофе и попросили у девушки разрешения посетить мадам Сорель, ее мать. Мисс Форестье обрадовалась и разрешила, не забыв проинструктировать нас о предпочтениях своей матери в еде.
Как водится, я попросил Полин позвонить, если она еще что-нибудь вспомнить, даже незначительную, на ее взгляд, деталь. Она томно промурлыкала: «Да, да, конечно!». При этом ее повлажневшие глаза неотрывно смотрели в лицо Фрэнка. И что я должен был делать? Принимать этот, почти интимный, стон мисс Форестье (серенькой мышки? или влюбленной кошки?) за согласие мне позвонить… или это было согласие на что-то другое, и, очевидно, связанное не со мной?
Тодескини воспринял откровенное томление девичьей души (впрочем, и тела, по-видимому, тоже) как само собой разумеющееся:
– Мы будем ждать! – сладострастно выдохнул этот рыжий клоун и лучезарно улыбнулся (прямо-таки, новое Солнце взошло в старом, темном пабе!).
Когда мы вышли из паба, сумерки уже полностью отвоевали небесное пространство у солнечного света, готовясь передать свою власть наступающей ночи. К поздне�
