перцовый пластырь, елозило и лезло наверх в горло. Я сопротивлялась, задымляла. Выбросив окурок в урну, достала телефон и написала Соне, что меня сократили. Она тут же ответила, что это ужасно, что они идиоты и чтобы я немедленно шла к ней. То есть написала то, что нужно было. Соня – единственный человек в Москве, с которым я общалась добровольно. Мы познакомились на этой же работе: Соня пришла к нам на три месяца, а потом двинулась дальше, легко переключившись на другую профессию. За три года, что я знаю её, она побыла фотографом, журналистом, переводчиком, сценаристом, пиарщиком, личным ассистентом, библиотекарем, лектором. Удивительно то, что Соня никогда не рабствовала в отличие от всех нас, остальных, она просто занималась работой. Я даже не думала начинать с ней общение, но она сама ввязалась со мной в дружбу, предложила вместе пойти на обед на второй день нашей соработы. Она сама звонила и приглашала посидеть в кафе, пойти гулять или к ней домой. Когда Соня ушла из фирмы, наше общение не прекратилось. Она всё так же звонила и предлагала встретиться. Я никогда не приглашала её или кого-то другого к себе. Соня спрашивала, не бывает ли мне скучно. Нет, не бывает. Но с ней мне иногда хотелось разговаривать. Как в тот день, когда меня уволили.
Пока я шла по Смоленскому бульвару к Парку культуры, Соня написала, что к ней заглянул знакомый народ, принёс вина и чтобы я не пугалась. Я хотела развернуться и уйти обратно к «Смоленской». Сесть в метро, проехать 17 минут, пройти 4 минуты и оказаться в моей-немоей квартире с бирюзовыми стенами. Без других людей, в тепле, тишине, покое. Соня написала, что все классные и активные, и что она меня со всеми перезнакомит, и мы найдём мне новую работу. Я очень хотела выпить и чтобы меня поутешали, поэтому решила дойти до Сони. Она жила в двушке-сталинке с высокими потолками и старой деревянной мебелью бесплатно – её приятель переселился в Берлин и попросил присмотреть за квартирой. Соня приехала из Новосибирска, но жила как москвичка – то есть оплачивала только коммуналку. Москва для Сони была самобранистой скатертью. Тут Соня могла находить и брать всё или почти всё бесплатно или дёшево: жильё, одежду, медицинские услуги, проходки в театр и на фестивали, книги, путешествия. Я спрашивала её, как ей это удаётся. Она отвечала: просто я всех знаю. Это переводилось как: просто я всех люблю.
Ещё в коридоре меня обморозило голосами и смехом. Происходила вечеринка. Человек собралось не несколько, а штук четырнадцать. Они пили, говорили, перемещались, перемешивались. Я ещё не видела этого, но могла ощутить отражение действий в воздухе, услышать голоса, возню. Соня сняла с меня куртку, повесила её на свободный кусочек крючка, завешанного уже одеждой. Ровно поставила мои ботинки в общий ряд гостевой обуви. Обняла, отвела на кухню, закрыла дверь, налила чаю, предложила печенье, поговорила со мной полчаса. Сделала всё как нужно. Я вытирала глаза салфеткой с растительным узором, не пошлым-розничным, а дизайнерским-изощрённым. С синим плющом. Салфетка мягко касалась моих щёк, казалась хлопковой,
