слова. Он уставил глаза в палубу и молчал. Двое немых бессвязно бормотали глухими, гортанными голосами, дрожа и кланяясь.
– Отпустите их! – сказал Туманов. – Все равно ничего не добьетесь!
– Черт с вами! Убирайтесь вы к своему киту и скажите, чтобы он не встречался с Федором Любимовым, а не то попробует моего Гочкиса.
Неуловимая усмешка мелькнула по лицу Никифора, и он, низко поклонившись, пошел к борту, махнув рукой своим товарищам.
Когда все вышли на палубу, море тонуло в густом мраке, и, невидимые уже, метались и ревели волны. Где-то на горизонте мигнул огонь. Зеленоватая вспышка его едва была заметна. Через несколько мгновений все услышали, что над "Грифом" с визгом и шипением пронеслась ракета, оставляя за собою огненный след. Другая и третья ракеты пронизали мрак, и одна из них с треском разорвалась за кормой парохода.
– По судну стреляют! – воскликнул капитан Любимов. – Погасить баковые огни и огонь на фок-мачте! Сидорчук, к пушке! Господа, – обратился он к членам экспедиции: – я попрошу вас удалиться в каюты.
В приготовлениях к возможному бою никто не заметил, как шлюпка Никифора, подняв парус, отошла от "Грифа", и как ее тотчас же поглотил мрак. Выстрелы больше не повторялись, и море кругом было совсем пустынно. "Гриф" шел без огней. Сидорчук, опытный и меткий канонир, оставался у пушки; у штурвального колеса сменялись норвежцы, а командир не сходил с мостика. Когда к нему поднялся Самойлов, капитан Любимов с большим неудовольствием отнял бинокль от глаз и повернулся в сторону ученого.
– Профессор, – сказал он строго: – я ведь вас просил оставаться в каютах. Здесь бой, – и здесь уж наше дело!
– На море никого нет, – возразил Самойлов. – Ваш невидимый враг ушел!
– Нет, – покачал головою Любимов. – Я – старый моряк, и у меня есть чутье. Оно мне подсказывает, что опасность очень близка, и я чувствую ее приближение…
– Капитан, – сказал Самойлов: – все члены нашей экспедиции поручили мне просить вас взять курс на Колгуев. Мы хотим знать, кто был свезен Никифором и его подельниками на остров. Это может многое объяснить нам.
Лицо Любимова, обычно такое веселое и добродушное, сделалось темным и злым.
– Простите! – произнес он глухим голосом. – Мое судно было обстреляно, и я должен найти и наказать виновного.
– Он, вероятно, гораздо сильнее "Грифа", – заметил Самойлов.
– Если вам угодно, я дам вам восьмивесельный вельбот, и вы можете покинуть судно. Но я знаю, что мне делать.
– Вы погибнете, – попробовал подействовать на решение командира профессор.
– Милостивый государь! – сказал, отчеканивая каждое свое слово, Любимов: – прошу вас не вмешиваться в распоряжения командира судна и немедленно отправляться в свое помещение!
Самойлов, видя всю бесполезность убеждений, повернулся и начал сходить с мостика. Он был уже на половине лестницы, как вдруг вверху раздались быстрые шаги Любимова и его тихий окрик:
– Готовь пушку! Курс на запад!
