что за ним все мечтают уничтожить «завоевания Великого Октября». Враги и учат русский с намерением бороться с нами. С детства вдалбливали в головы: только советологи-антикоммунисты владеют русским языком.
– Удивительная позиция, – ахнула Лиз. – Значит, ни учёным, ни почитателям великой русской литературы, а врагам нужен русский? Поверить трудно. Настолько не ценить свою культуру и науку!
– Вы правы, Лиз. Но, надеюсь, эти времена ушли в прошлое.
– Не очень-то и далёкое, – Лиз засмеялась. Занятно, на щеках появились ямочки, отчего она стала ещё симпатичней. – Вы же сами начали пытать: откуда и зачем я знаю русский язык.
– Сдаюсь, – я шутливо поднял руки. – Но в наше оправдание замечу – американцы не расположены к изучению иностранных языков и, тем более, русского. Уверены, английский должны знать все. А самим достаточно читать переводную литературу.
– Да, что есть, то есть, – миролюбиво согласилась Лиз. – Мы тоже болели в «юности». Америку долгие годы не волновали дела на других континентах. Пошло от президента Джеймса Монро в начале 19-го века.
– А сейчас повзрослели? – я не утерпел и ухмыльнулся. – Теперь не только всё волнует, но и хотите везде участвовать.
– Не без этого, – опять согласилась Лиз. – Зачастую не туда и не удачно. Но вы же не станете спорить – мир вокруг нас здорово изменился за последние двадцать лет: страны, благодаря техническому прогрессу и глобализации экономики, стали «ближе» друг к другу. Люди, идеи, деньги легче пересекают границы. Да и сами границы изменились – в Европе их вообще осталось мало.
– А американцы всё равно не хотят учить русский, – шутливо подколол я. – Ладно, пока оставим это. Почему в кафе говорили по-английски?
– Вы с дочерью были поражены и, мне показалось, даже напуганы агрессией той женщины. Мой русский добил бы вас. Чего не хотелось. Тем более после комплимента вашей дочери.
– Вам? Неужели успела? Не помню.
– Конечно не помните. Вам всю память стёрла та пожилая дама. Ваша дочь заметила, что я очень симпатичная. Разве такое может не понравиться женщине?
– Ну славу богу, а то я испугался. Марина может такое сказануть, аж уши вянут.
– Уши вянут? – переспросила Лиз и раскатисто рассмеялась. – Первый раз слышу.
– Ваше слово «baloney» близко к нашему «вздор». У нас, скорее, реакция слушателя, у него уши вянут от услышанного. А «вздор» – характеристика сказанному.
– О́кей, надо запомнить. Видите, я и русский буду учить.
– Помогу, коли смогу. Лиз, раз мы вспомнили о кафе, то где ваш сын?
– Вы любопытны! Сын учится в Сорбонне, изучает французскую литературу. Я полетела с ним до Парижа, а затем уж в Москву.
– Интересно. Моя дочь тоже учится на филолога. Но в Москве. Теперь о нас. Мы не добрались до главного – зачем я вам?
